Грановский - [34]
Грановский не только обобщил, но и конкретизировал свой взгляд на будущее общества.
В мемуарах Б. Чичерина говорится о представлениях Грановского по поводу цели исторического развития, его идеале. «Совершенство есть недостижимый идеал… — вспоминал Чичерин слова Грановского. — Истинный смысл истории иной: углубление в себя, постепенное развитие различных сторон человеческого духа» (88, 14). Но какие же «стороны человеческого духа» имел здесь в виду Грановский как цель, к которой нужно стремиться даже в том случае, если приближение к ней возможно лишь асимптотически. «Свобода, равенство и братство, — говорил Грановский Б. Н. Чичерину об истории французской революции, — таков лозунг, который французская революция написала на своем знамени. Достигнуть этого нелегко. После долгой борьбы французы получили наконец свободу; теперь они стремятся к равенству, а когда упрочится свобода и равенство, явится и братство. Таков идеал человечества» (там же). Свобода является «целью человеческого развития». Более того, Грановский «сочувствовал первым проявлениям социализма» (88, 43), хотя, по воспоминаниям Чичерина, это было сочувствие, испарявшееся, как только социалистический идеал приобретал более или менее реальные черты и как только вставал вопрос о действиях, необходимых для его достижения.
Не удивительно, что об этих свободолюбивых идеалах в сочинениях и лекциях Грановский мог говорить весьма глухо.
Мы далеки от того, чтобы на основании этих в общем-то давно известных и введенных в литературу сведений делать далеко идущие выводы о том, что около 1848 г. Грановский примыкал к числу русских утопических социалистов.
Но в контексте изучения теоретического развития Грановского мы не можем игнорировать эти сведения, поскольку они наряду с другими, только что рассмотренными показывают нам, что в важнейшем разделе философии истории — учении о цели исторического развития, об идеале общественного устройства и средствах его достижения — Грановский в этот второй период своего развития существенно конкретизирует представления и что эта конкретизация идет по линии учета интересов угнетенных народных масс, основывается на оправдании их освободительной борьбы.
Претерпело изменения и одно из самых коренных понятий органической теории — понятие народа и специфики народов относительно друг друга. Мы помним, что в основании объяснения особенности каждого народа лежала концепция «духа народа». В это идеалистическое, мистическое решение вопроса теперь проникает новая мысль.
Грановский утверждает, что в пределах самой истории и философии истории решение вопроса о народах, их специфике, «различии пород человеческих» невозможно, что это решение должно быть основано на данных естественных наук. Закон, объясняющий «начало национальностей», лишь предположительно может быть решен «историком», его догадки могут быть возведены в ранг закона только на основании физиологии, антропологии, геологии и других естественных наук (см. 3, 438). Здесь мы подходим к очень важной черте эволюции философии истории Грановского. Мы видели, что в характеристике исходной позиции Грановский провозглашал необходимость единения философии истории с естествознанием, но никакой конкретизации это положение не получало, более того, оно противоречило общей установке органической теории, трактовке понятия «народ» в частности.
Теперь, когда роль природы в истории человечества и роль естествознания в философии истории конкретизируются, это противоречие обостряется, расшатываются сами основы идеалистической философии истории, поскольку в арсенал аргументов, объясняющих ход исторического процесса, вводится природа как одно из условий материальной жизни человеческого общества. Грановский конкретнее отдает себе отчет в том, что же, собственно, может дать естествознание философии истории, в чем оно может помочь ему уяснить закономерности исторического процесса. Он отвечал на этот вопрос так: поскольку природа служит основой жизни человека, то и его история должна быть изучена также и в аспекте изучения истории природы. Изучение естественных наук кроме возможности бесконечных улучшений во внешнем быте общества дает решение вопросов, не разрешаемых в других сферах. Речь прежде всего идет об антропологии и геологии. Говоря о «богатых заимствованиях» исторических и вообще гуманитарных наук «из области естествознания», Грановский писал: «Для историка, например, различие пород человеческих существует, как нечто данное природою, роковое, необъяснимое ни в причинах, ни в следствиях. Можно догадываться, что это различие находится в тесной связи с началом национальностей, что оно, как тайный деятель, участвует в бесконечном множестве явлений; но одна физиология в состоянии в этом случае перевести от догадки к уразумению самого закона. Во многих недавно вышедших учебных книгах истории уже находятся предварительные сведения о переворотах и состоянии самой планеты нашей, с указанием на новые открытия геологии и т. д.» (3, 438).
Развитие взглядов Грановского на естественное «различие человеческих пород» укрепляло его в гуманистической позиции относительно равноправия наций, народов и давало новые аргументы для критики национализма, которую он вел в первый период. Он вновь подвергает критике романтическую историческую школу права, шовинистических немецких историков, русских славянофилов (см. 3,445; 520–521).
