Границы бесконечности. Братья по оружию - [7]

— И что, на девочке не было никаких отметин? Горло не перерезано? — спросил граф. Так обычно совершались убийства младенцев в захолустье — быстро и надежно, не то что, например, переохлаждение.

Женщина покачала головой:

— По-моему, ее задушили подушкой, милорд. Жестоко, это было так жестоко! А наш староста говорит, что я сама ее заспала. И не захотел принять мою жалобу на Лэма. Не заспала я ее, не заспала! У нее была собственная колыбелька. Лэм смастерил ее, когда моя дочка еще была у меня в животе…

Женщина была близка к истерике.

Граф обменялся взглядом с женой и чуть наклонил голову. Графиня Форкосиган легко встала.

— Харра, давай спустимся вниз. Тебе надо умыться и отдохнуть, а потом Майлз отвезет тебя домой.

Горянка была совершенно ошарашена:

— Но не в ваших же покоях, миледи!

— Извини, другого помещения у меня здесь нет. Если не считать казармы. Охранники — хорошие парни, но они будут тебя стесняться…

С этими словами графиня увела ее.

— Ясно, — сказал граф Форкосиган, как только женщины отошли достаточно далеко и уже не слышали его слов, — что тебе сначала надо будет проверить медицинские факты, и уже только потом… орудовать. И я надеюсь, ты обратил внимание на небольшую проблему с установлением личности преступника. Этот прецедент может оказаться идеальным для публичного правосудия, но только в том случае, если все совершенно ясно. Хватит действовать втихомолку.

— Я не могу делать медицинских заключений, — поспешно напомнил Майлз. Может, еще удастся отговориться…

— Конечно. Ты возьмешь с собой доктора Ди.

Лейтенант Ди был помощником личного врача премьер-министра, и Майлз был с ним немного знаком. Этот честолюбивый молодой медик постоянно находился в состоянии глубочайшей досады, поскольку его начальник не позволял ему прикасаться к столь важному пациенту… «О, Ди будет в восторге от такого задания», — мрачно решил Майлз.

— Он может прихватить и оборудование для лечения переломов, — добавил граф, немного оживившись. — На всякий случай.

— Какая предусмотрительность! — отозвался Майлз, трагически закатывая глаза. — Послушай, э-э… А вдруг все подтвердится и мы прищучим этого парня. Я что, должен лично…

— Один из наших слуг будет твоим телохранителем. И если потребуется, выполнит работу палача.

Что ж, подумал Майлз, и на том спасибо.

— А мы не можем дождаться судьи?

— Любое решение, которое принимает судья, принимается от моего имени. Когда-нибудь оно будет приниматься от твоего имени. Пора тебе узнать, как это происходит на практике. И хотя исторически форы появились как каста военных, обязанности лорда-фора никогда не ограничивались только военной службой.

Выхода нет. Проклятие, проклятие! Майлз вздохнул.

— Ладно. Хорошо… На флайере мы доберемся туда часа за два. Вероятно, придется еще поискать эту дыру… Свалимся на них с неба, соберем народ и учиним суд и расправу… Домой вернемся к ночи.

«Поскорее бы покончить с этим».

Граф опять прищурился.

— Нет, — медленно проговорил он, — не на флайере.

— Но в горах наземная машина не пройдет! — запротестовал Майлз. — Там нет дорог, только тропы. Не думаю, что наша прогулка пешком укрепит уважение горцев к закону и власти.

Отец взглянул на свежайшую офицерскую форму Майлза и чуть улыбнулся:

— Ну, пока у тебя неплохо получались марш-броски.

— Но представь себе, как я буду выглядеть после трех-четырех дней в полевых условиях! Ты не видел нас после маршей. И не нюхал.

— Я тоже через это прошел, — сухо ответил адмирал. — Но ты совершенно прав. Не пешком. У меня есть идея получше.

«Мой собственный кавалерийский эскадрон, — с иронией подумал Майлз, — точь-в-точь как у деда». Вообще-то он был уверен, что у старика нашлось бы немало язвительных замечаний относительно всадников, следовавших за Майлзом по лесной дороге, — дед высказал бы их после того, как отсмеялся при виде их посадки. Со смертью старика конюшни Форкосиганов захирели: лошади для поло проданы, немногих породистых (и норовистых) скакунов пустили пастись на свободе. Несколько верховых лошадей сохранили за уверенный шаг и добрый нрав, чтобы при желании ими могли воспользоваться редкие гости. За лошадьми ухаживали девчонки из деревни.

Майлз подобрал поводья, напряг ногу, и Толстый Дурачок, выполнив аккуратный полуповорот, сделал два шага назад. Даже самый несведущий горожанин не принял бы этого приземистого чалого конька за горячего скакуна, но Майлз обожал его — за темные влажные глаза, широкий бархатистый нос, флегматичный нрав, который не тревожили ни бурные потоки, ни сигналы флайеров, но больше всего — за дивное послушание. Просто побыв с ним рядом, человек становился спокойнее — он снимал все отрицательные эмоции, как мурлыкающая кошка.

Майлз потрепал Толстого Дурачка по холке.

— Если кто-нибудь спросит, — пробормотал он, — я скажу, что тебя зовут Верховный Вождь.

Толстый Дурачок повел мохнатым ухом и шумно вздохнул.

К странной процессии, которую сейчас возглавлял Майлз, немалое отношение имел его дед. Великий генерал всю свою юность партизанил в этих горах. Здесь он остановил цетагандийских завоевателей, а позднее заставил их ретироваться. Правда, контрабандные самонаводящиеся зенитные установки, ценой страшных жертв доставленные на планету, способствовали этой победе гораздо больше, чем кавалерия. Дед признавался, что кавалерийские лошади спасли его армию во время самой жестокой военной зимы главным образом благодаря тому, что их можно было есть. Но дух романтики сделал лошадь символом героических походов Петера Форкосигана.