Граница в огне - [22]

По витым массивным погонам немца Гласов понял, что перед ним какая-то важная птица. Он напряг всю свою волю, приказал своим нервам собраться в комок, когда мушка через прорезь прицела соединилась с крестом, выглядывавшим из-под воротника генерала.

И дал очередь.

Генеральская фуражка с высокой тульей покатилась по двору заставы. Хватая руками воздух, генерал рухнул прямо на крыло трогающейся уже машины. Шофер погнал ее вниз, за сараи. Мотор скрежетал от быстрого переключения скоростей. Машина перепрыгнула насыпь хода сообщения и, съехав в лощину, исчезла за бугром. Ей вдогонку ударили станковые пулеметы.

— Сюда надо втащить, — приказал Лопатин. — А ну, Максяков, помоги!

Но едва они подняли головы, как вокруг засвистели пули: оцепление ревниво стерегло все подступы к убитому генералу. Он лежал навзничь, в просторных брюках, в серозеленом кителе с накладными карманами, с маленькими погончиками из скрученных позументов, с немецким орлом на груди.

Несколько раз гитлеровские солдаты пытались подползти к своему генералу и оттащить его труп, но каждый раз, лишь стоило им высунуть каски из-за развалин сгоревших построек, пограничники отгоняли их огнем пулеметов.

После небольшой паузы фашисты открывали прицельный огонь из орудий, но потом все снова надолго замолкало. Видимо, артиллеристы не желали тратить снаряды, которые берегли для нового, окончательного штурма.

— Ладно, после обыщем, пусть утихнет! — сказал Лопатин Гласову. — Не стоит из-за одного мертвяка людьми рисковать. Простить только себе не могу, Павлуша, как мы его машину выпустили?

Со временем среди вещей, найденных у убитого генерала, был обнаружен маленький никелированный пистолет системы «Браунинг № 1» в замшевой кобуре. На эбонитовой щечке пистолетной рукоятки была привернута серебряная монограмма с надписью на немецком языке.

— Видать — дареный, — протянул Максяков, пытаясь разобрать незнакомую надпись. — За Грецию, должно быть, или за Париж?

— А ключей, поглядите, сколько! — воскликнул Зикин, вытаскивая из генеральского кармана целую связку блестящих ключей самых разных калибров. — Придется теперь генеральской фрау все замки в доме взламывать, когда надоест ей мужа дожидаться.

— Документы генеральские мы сохраним, — протянул вслух Лопатин, доставая из штанины диагоналевых брюк убитого увесистый бумажник, — и будем отчитываться ими перед командованием после войны. А ключи его, Зикин, можешь оставить у себя: как демобилизуешься, в хозяйстве пригодятся. Ну, а мертвеца, товарищи, как стемнеет, можно стащить в баню.

— В баню? — удивленно переспросил Максяков. — Вот не думал их превосходительство, что придется ему после смерти в одной бане с солдатами лежать.

— Что ж, попал непрошенным гостем на советскую землю, приучайся вместе хотя бы после смерти с простым народом быть, — позвякивая ключами, поддержал Максякова Зикин. — Наездился в своей машине по Греции, по Франции да по Голландии, а отдыхать, вишь, в солдатской бане судьба выпала.

Вскоре после этого разговора Максяков, спрыгнув в подвал через дымоход, радостно крикнул:

— Самолеты!

— То, вероятно, машины гудят на шоссе, — сказал, приподнимаясь, Давыдов.

— А я говорю вам — самолеты, но не знаю только какие. Побегу к начальнику, — сказал возбужденный Максяков.

Пробравшись в левый блокгауз, он узнал, что там уже тоже слышали гул самолетов. В руках Лопатина увидел ракетницу.

— Слышите, начальник? — спросил Максяков.

Лопатин только рукой махнул, «не мешай, дескать», а сам весь устремился взглядом туда, к Бараньим Перетокам. Потом вместе с Власовым быстро выбрался из блокгауза в открытый окоп.

…Было их пять, летящих с востока, в направлении на Сокаль, на высоте 900—1000 метров. Освещенные лучами угасающего солнца, они шли к заставе, наполняя окрестности дружным гулом своих моторов.

— Наши! — закричал Гласов. — Сигналь, Алеша!

Лопатин пустил навстречу самолетам одну зеленую ракету, потом вторую. Ракеты полетели в небо и из блокгаузов. Они показывали на луг, предназначенный для посадки.

Гитлеровцы из оцепления заметили сигналы заставы. Их пули опять запели, засвистели, защелкали во дворе. Не обращая внимания на обстрел, пограничники жадно следили за небом.

Серебристые, охваченные багрянцем заката, самолеты шли, тяжело урча, уже над головой. Пилоты не могли не видеть ракет!

— Приготовиться к очистке луга! — закричал Лопатин.

Все было решено заранее. Как только самолеты начнут снижаться, часть бойцов выскочит на луг, чтобы сбросить с него вражеские трупы, остальные станут выносить из подвала раненых и укладывать их в овраге Млынарки. Туда же прибегут женщины с детьми, чтобы успеть погрузиться в самолеты.

— Еще ракету! — закричал Гласов.

Флагманский самолет повернул к Свитажеву. За ним остальные.

Вот они выстраиваются уже в цепочку и описывают круг за кругом над заставой. Ничего, что отовсюду бьют пулеметы немцев! Неважно, что пули тонко и надрывно звенят где-то совсем близко.

Еще две зеленые ракеты помчались к небу, задержались там на мгновение и затем, рассыпая желто-зеленые брызги, медленно поплыли вниз.

Чувство того, что в воздухе свои, советские люди, возможно, посланные на выручку заставе высшим командованием, помогало забыть об опасности.