Граница. Таежный роман. Солдаты - [2]

Его многое настораживало. И явная суета вокруг фанзы, и столь же явное нежелание капитана обращать на это внимание. Ну у капитана, ясное дело, других забот хватает. Времени разбираться с подозрительностью сержанта Братеева у него нет. И всю обратную дорогу от леса до территории части Братеев размышлял, стоит ли доложить капитану о том, что происходит в фанзе, или, может, подождать, понаблюдать еще какое-то время.

Голощекина он увидел возле КПП — тот быстро шагал в сторону леса. Братеев подскочил к нему, молодцевато щелкнул каблуками, козырнул:

— Товарищ капитан! Сержант Братеев по вашему приказанию прибыл!

Остановившись, Голощекин кивнул и зашагал дальше.

— Пойдем пройдемся, — бросил он на ходу.

Они вышли к прилеску и сбавили темп. Голощекин пошел не спеша, будто и впрямь решил прогуляться в компании сержанта. Но Братеев знал, что капитан на пустые прогулки время тратить не будет.

— Догадываешься, зачем я тебя позвал, Братеев? — наконец спросил Голощекин.

— Догадываюсь, товарищ капитан.

— Что происходит, сержант?

Интересный вопрос. Что происходит? Где происходит, с кем? Понимай как хочешь. Дело не в вопросе, главное — интонация, требовательная, подавляющая волю к сопротивлению, обозначающая превосходство того, кто спросил. Мол, я в курсе, что происходит нечто, а ты обязан мне объяснить, что именно.

Правда, в данном случае Братеев отлично знал, о чем пойдет речь. И также знал, что капитан не нуждается ни в каких объяснениях. Все и так ясно.

Братеев сглотнул.

— Да происходит что-то, — ответил он и замялся. — Что-то не так.

Голощекин резко обернулся:

— Что не так? Китайцы беспокоят? — Он пристально посмотрел на сержанта.

— Нет, с китайской стороны все тихо, — соврал Братеев.

— С китайской стороны… — усмехнулся Голощекин. — Вы, сержант, еще параграфами устава разговаривать начните. Мол, во вверенном мне подразделении… за время несения службы… Ну так что происходит?

— В команде нелады, товарищ капитан. «Деды» с тоски совсем озверели. А Васютин… сами знаете, стрелялся. Такое дело.

Голощекин сузил глаза:

— С тоски, говорите? Они что, сюда развлекаться приехали? Они несут службу на государственной границе! Охраняют рубежи нашей родины! С тоски… Вы хоть отдаете себе отчет в том, что произошло?

— Я думал…

— Он думал! Процесс, который происходит в вашей черепной коробке, сержант, называется иначе. Не знаю, как именно, но слово «думать» здесь неуместно. Дедовщину развели!

— Не без этого, товарищ капитан, — уныло согласился Братеев. — Только Васютин этот — он и впрямь боец никудышный.

— Плевать мне на Васютина! — рявкнул Голощекин. — Васютин там или кто другой — мне без разницы. А то, что он боец никудышный, так вы, сержант, может, слыхали поговорку: «Каков поп, таков и приход»? Нет, не слыхали?

— Слыхал, — вздохнул Братеев. — А что ж теперь делать?

— Что делать?! Сухари сушить! Солдата мог потерять! Ух, врезал бы я тебе! Ты мне веришь, воин? А может, ты дисциплинарным батальоном интересуешься? Так я легко удовлетворю твое любопытство, Братеев. Застегнуть пуговицу воротничка! Стоять смирно!

Вероятно, в какой-то момент Братееву действительно показалось, что они с капитаном беседуют по душам. И потому такого поворота событий сержант явно не ожидал. Он вытянулся по стойке «смирно» и часто-часто заморгал белесыми ресницами.

Голощекин усмехнулся.

Рядовой Васютин, сопляк и рохля, не выдержав бесконечных, причем далеко не безобидных подковырок «дедов», дошел до ручки. Стрелял он фигово и, естественно, промахнулся. На Васютина капитану действительно было наплевать — тут он не соврал. Но подобное ЧП, во-первых, бросало тень на безупречную репутацию Голощекина, во-вторых, могло повлечь за собой служебное расследование, что означало комиссии, проверки и прочую головную боль. А меньше всего капитан был заинтересован сейчас в том, чтобы в гарнизон нагрянули надутые чины и начали совать нос не в свое дело.

Но истинная причина его раздражения крылась не в поступке дурака Васютина. Голощекина раздражал Братеев. Похоже, он недооценивал сержанта. Глядя в его простецкое, крутолобое лицо, капитан пытался понять, знает стервец что-нибудь про фанзу, и если знает, то почему молчит. Наверняка что-то знает или хотя бы подозревает: дважды Братеев пытался завести на эту тему разговор, и дважды Голощекин уходил от ответа.

Капитан неожиданно улыбнулся — широко, добродушно.

— Вольно! — сказал он и по-приятельски хлопнул Братеева по плечу: — Ничего, казак, держись! Атаманом будешь. С ребятами я сам поговорю. Проведу, так сказать, воспитательную акцию. Но чтобы впредь о подобных делах я узнавал первым! Понял меня, сержант? Что бы ни случилось, понял?

Братеев кивнул. Сейчас было самое время рассказать капитану про фанзу, про нафаршированную белым порошком рыбу… Но Голощекин уже развернулся, бросив на ходу:

— Свободны, сержант. Возвращайтесь в часть.

— Есть, возвращаться в часть! — козырнул Братеев.

Голощекин проводил его взглядом. Сержант шел осторожно, ступая почти неслышно — ни одна ветка ни хрустнула под его сапогами. Молодец сержант! В тайге только так и можно ходить не выдавая своего присутствия, даря вероятному противнику, будь то зверь или человек, иллюзорную возможность почувствовать себя в безопасности.