Граница. Таежный роман. Солдаты - [17]

— Так ведь стрелялись уже, — возразила Альбина.

— Дурака они валяли. Да что Никита, сумасшедший, что ли? Нет, он просто Ивану жизнь испортит. Можно подумать, ты не знаешь, как это делается. Капнет начальству, найдет повод придраться по службе — и привет, кончилась Ванина карьера. — Галя погладила Марину по голове: — Мариш, ты ведь знаешь, как я тебя люблю. Хочешь умный совет? Бросай Ивана. Ради него самого.

Марина повернулась и села на лавке, привалившись спиной к стене.

— Одна говорит: беги. Другая — брось…

— Да пойми ты, глупая, — возбужденно заговорила Галя, — так для вас обоих лучше будет! Ну что ты хочешь, чтобы твоего Столбова загнали в какую-нибудь тмутаракань, где он через полгода с тоски сопьется?

— Как Жгут, — уточнила Альбина.

— А ты моего Жгута не трогай! — возмутилась Галя. — Если на то пошло, так уж лучше спиваться, чем день и ночь стучать, как твой Ворон.

Альбина вздохнула:

— Что правда, то правда. Прости.

Марина поднялась:

— Ладно, девочки, не хватало еще, чтобы вы из-за меня перессорились. — Она прошлепала босыми ногами по полу и села за стол. — Галя, иди сюда. Чай будем пить.

— Тебе уже лучше?

Марина улыбнулась:

— Мне легче. Спасибо вам, девочки.

— На миру и смерть красна, — заметила Альбина и испуганно прикрыла ладонью рот. — Галя, извини. Не знаю, как это у меня вырвалось.

Марина шла, опустив плечи и волоча ноги, будто древняя старуха. Солнце, еще полчаса назад заливавшее светом и теплом землю, вдруг исчезло, провалившись в огромное серое облако.

Не дойдя десяток метров до дома, Марина остановилась. Прилив бодрости, который она испытала, окунувшись в студеную воду реки, уходил, уступая место слабости. Такое теперь случалось часто, и ничего с собой поделать Марина не могла. Возможно, это было следствием ее состояния, но она, как ни противно было в этом себе признаваться, понимала, что просто не хочет идти домой.

Заставив себя преодолеть несколько ступеней, Марина вошла в подъезд и открыла дверь квартиры.

В доме стояла тишина. Солнце так и не решилось вернуться, и в квартире было темно, как вечером. Марина поставила на пол сумку с банными принадлежностями, зашла в комнату и не глядя хлопнула по стене в том месте, где был выключатель. Свет вспыхнул, она услышала странный шуршащий звук, повернула голову и, сдавленно крикнув, в ужасе отшатнулась.

На рогатой вешалке, рядом с махровым халатом, висела, намотавшись на крючки, небольшая пятнистая змея.

Из глубины комнаты шагнул Никита.

— Ты что? — озабоченно спросил он. — Испугалась, что ли? — Он погладил змею и снял с вешалки. — Испуга-алась, — протянул он снисходительно, как взрослый, которого смешит необоснованный детский страх.

Марина с трудом взяла себя в руки.

— Зачем… Зачем ты принес в дом эту гадость? — хрипло спросила она. — Немедленно убери ее отсюда.

— Не нравится? — Никита изобразил недоумение. — Да ты посмотри, какая она красивая! — Он поднес змею прямо к самому Марининому лицу, и Марина, вновь отшатнувшись, едва не упала. — Какое у нее изящное, гибкое тело! Совсем как у тебя.

— Никита, пожалуйста, — почти умоляюще пробормотала Марина.

Голощекин с искренним наслаждением любовался змеей, одной рукой зажав хвост, а другой придерживая возле головы. Узкие змеиные глаза в упор смотрели на Марину.

— А я думал, ты любишь змей. Хотел приятное тебе сделать, — огорченно произнес Никита. — А оно вон как… Да чего ты боишься? Это же полоз, он не ядовитый. И молодой еще, видишь — вырасти не успел. Взрослые — они длинные, метра два.

Марина попятилась в коридор и, спотыкаясь, прошла на кухню. Голощекин шел следом, по-прежнему держа полоза в руках.

— А еще шипит! Слышишь? Ш-ш-ш… Думает, что хитрая, что все ее боятся, — продолжал он. — Не понимает, глупая, что всегда найдется тот, кто хитрее.

— Никита, убери эту мерзость, — устало произнесла Марина. — Меня сейчас стошнит.

Она уже пришла в себя. Испуг сменился гадливостью. И Марина не знала, кто ей сейчас больше противен: безобидный, в общем-то, полоз или собственный муж.

Она привыкла искать в поступках и словах Никиты второй смысл и потому, разобравшись, быстро поняла, зачем он притащил в квартиру эту рептилию. Вот, хотел он сказать, смотри: я знаю, дорогая, что в моем доме завелась змея. Она извивается и шипит, собираясь напасть на меня и причинить мне боль. Она думает, что я ничего не вижу, что она хитрая и умная, только я-то и умнее, и хитрее. Я вот держу ее за глотку, и ничего она мне сделать не сможет. Яду не хватит. Да и нет его, яду-то, так что зря она трепыхается и устрашающе разевает пасть.

Голощекин вышел из кухни и вскоре вернулся, уже без змеи.

— Куда ты ее дел? — спросила Марина.

— Выбросил, как ты хотела. В окно.

— Зачем же в окно? Здесь же дети ходят, испугается кто-нибудь.

— Она уползет. И потом, от нее пользы больше, чем вреда. Она мышей ест. — Голощекин открыл холодильник, вытащил кусок колбасы, отсек ножом половину и впился зубами, жадно заглатывая.

Марина исподлобья смотрела, как он ест. Удав. Он — удав. А она… Ну, какая из нее змея? Она — кролик. Жалкий, трясущийся, обреченный.

— Вот уж не думал, что ты так змей боишься, — с набитым ртом проговорил Никита. — Мариш, ты ведь у нас медик.