Граница миров - [61]

– Мне очень многое нужно тебе рассказать, – отозвалась Офелия.

И тотчас же заговорила, пока они шли дальше по коридору, разделенному на отсеки безопасности, где нужно было открывать и закрывать за собой бесчисленные бронированные двери.

Сбор людей в амфитеатре. Насильственная высылка с ковчега. Взрыв робота. Всеобщее смятение. Паническое бегство вместе с Октавио, Блэзом и Вольфом. Неизвестный в тумане. Убежище на фабрике Лазаруса. Прибытие в Центр с помощью Амбруаза. Вступительное тестирование. Отнятые личные вещи. Признания Космоса. Секундина и ее странные рисунки. Телефон в подвале. Работа Элизабет по декодированию.

Вот таким был торопливый, сбивчивый, но всеобъемлющий обзор последних событий. Торн выслушал его на ходу; он не замедлил шаг даже тогда, когда Офелия рассказала о своих видениях прошлого Евлалии Дийё, – но она знала, что он запомнил каждое ее слово так же прочно, как если бы всё это записала на пленку няня-автомат.

Наконец они вышли к воздушному мостику над подземным цехом, где пыхтели, выпуская клубы дыма, огромные машины, напоминавшие неподвижные паровозы. Здесь стояла адская жара. Офелия не стала расстегивать пижаму, но про себя дивилась, как Торн выносит такую температуру в своем плотном, шитом золотом мундире.

– Ты хотел мне их показать?

– Нет. Просто я должен кое-что здесь проверить.

Торн приподнял крышку железного короба со счетчиками, стоявшего у перил мостика. Пыль и жирная смазка, покрывавшие приборы, явно внушали ему отвращение, но он только прикрыл нос платком, скрупулезно обследовал циферблаты и удовлетворенно кивнул. Затем вынул из кармана флакон и тщательно продезинфицировал руки.

– Так, с этим я покончил. Поднимаемся.

Мостик привел их к лестнице, выбитой в камне. Здесь, как и всюду в Центре, лампочки судорожно мигали, грозя вот-вот погаснуть. Вдоль стен тянулись канализационные трубы, переплетенные с проросшими корнями растений.

Офелия начала взбираться наверх, не спуская глаз со своих ног и стараясь не путать левую с правой. Лестница была винтовой, то есть самой сложной для ходьбы. А пальцы ног – не очень-то чистые.

– Мы всё еще находимся внутри статуи?

– Да. Центр был построен на руинах древнего города, и от него осталось много потайных ходов, которыми никто больше не пользуется. Я просмотрел все планы и запомнил их.

В тесном пространстве винтовой лестницы голос Торна звучал еще внушительней. Он крепко держался за перила, отпуская их только на миг, чтобы выправить шарнир своего ножного аппарата, который иногда цеплялся за какой-нибудь выступ. Офелия подумала: наверно, и ему тоже нелегко дается подъем. Она чувствовала, как он напряжен, ощутила это еще в момент их объятия. Его когти гудели вокруг него, словно рой потревоженных пчел.

Преодолев бесчисленные витки лестницы и потайную нишу, они вышли в холл, отделанный сверкающим кафелем. В одной из стен поблескивала кованая дверца лифта. Напротив, на монументальных дверях из черного дерева без ручки, сияла золотая пластинка с надписью:

ДИРЕКТОРСКИЕ АПАРТАМЕНТЫ

ПОСЕТИТЕЛЯМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН

Офелия никак не была готова к встрече с директорами Центра. Не слишком ли это рискованно – прийти сюда? Что, если они с Торном наткнутся на них?

Торн направился к стенному зеркалу холла, бросив ей:

– Жди меня здесь.

Офелию поразил безжалостный, напрочь лишенный самолюбования взгляд, который он устремил на свое отражение, перед тем как нырнуть в зеркало. Впервые она увидела, как он прибег к ее семейному свойству. Оно требовало от человека полного отрешения от своей сущности. Торну это удавалось, но вряд ли ему нравилось увиденное.

Через несколько секунд дверь апартаментов отворилась, за ней стоял Торн. Снаружи у двери не было ручки, зато она была внутри. Офелия с тревогой осмотрела просторное полутемное помещение, освещенное только слабо мерцавшими лампочками-ночниками, – оно походило на огромную библиотеку. Потолок терялся где-то далеко наверху. Все элементы декора выглядели одновременно изысканными и функциональными: картотека с этикетками на ящиках, строгая мебель, полотна старых мастеров, мерно тикающие настенные часы, симметрично расставленные бюсты и ни одной безделушки, рискующей оскорбить этот безукоризненный стиль. Ничего общего с запущенным видом общежития и его грудами бракованного хлама. Но почему это помещение пустует?

– Здесь никого нет, – сказал Торн, закрыв дверь.

– А что, если придут директора?

– Никаких директоров не существует. Эти апартаменты служат фасадом и архивом. А настоящий мозг Центра пребывает в тени.

Офелия захлопала глазами. Значит, сотрудники работают на наблюдателей, которые работают на несуществующих директоров?

– А что, если Евлалия Дийё и есть этот мозг?

– Я тоже об этом думал – такая непрозрачная пирамидальная структура вполне в ее стиле, – однако сильно сомневаюсь, что она в курсе всех здешних манипуляций. Вряд ли ей хочется, чтобы другие научились создавать то, что некогда сотворила она; это не в ее интересах.

После своего заявления, сделанного довольно едким тоном, Торн выдвинул один из ящиков архивного шкафчика. Каждое его движение было предельно выверенным и осторожным: он не хотел оставлять здесь никаких следов. Офелия заметила зеркало в красивой раме на ножке – оно отражало маленькую женщину в криво застегнутой пижаме, с торчащими во все стороны кудряшками. Наверно, именно через него Торн и вошел сюда. Значит, он здесь не впервые.