Граница миров - [63]

Прервав на секунду уборку, Торн протянул Офелии листок, исписанный его нервным, убористым почерком, со старательно вычерченными графиками.

– Первый знаменательный факт: количество отголосков возросло с обрушением северо-западного квартала города.

Офелия кивнула: да, она тоже это заметила.

– Второй знаменательный факт: их количество варьируется в зависимости от некоторых условий.

– Это я тоже заметила, когда сидела в подвале. Я там чуть не оглохла.

– Третий знаменательный факт, – продолжал Торн так невозмутимо, словно она его и не прерывала. – Их количество зависит также от природы испытуемых. Количество отголосков, зафиксированных в непосредственной близости от людей, лишенных семейных свойств, весьма незначительно. Оно резко возрастает рядом с теми, кто состоит в кровном родстве с Духами Семей, иными словами, обладает семейными свойствами. Но особенно оно велико рядом с инверсами. Я бы даже сказал так: чем сильнее инверсивность, тем больше отголосков она вызывает.

И Торн устремил на Офелию стальной взгляд поверх выдвинутого ящика.

– Четвертый и последний знаменательный факт: ты поставила рекорд. Из всех зарегистрированных здесь инверсов альтернативной программы ты вызываешь максимальное количество отголосков.

Офелия вспомнила Елену – там, на почетной трибуне амфитеатра – и то, что сказала ей тогда великанша: «Они повсюду, юная особа, а вокруг тебя их еще больше, чем где-либо». Вот что было гораздо важнее, чем ее последующие слова: «Ты должна выбраться из клетки. Обернись… Когда настанет конец времен, будет ли на твоих руках достаточно пальцев?»

– Итак, подведем итоги, – сказала она. – Все мы обладаем тенью, которую не можем видеть. У инверсов эта тень отделена от их тел, и чем серьезнее инверсия, тем больше расстояние между ними. Эта особенность по какой-то неизвестной причине вызывает отголоски. Другой сам является отголоском – отголоском очень редким, способным к независимому мышлению. И Центр использует инверсов как приманку, чтобы вырвать у него тайну Рога изобилия, которую он некогда доверил Евлалии Дийё. Я что-нибудь упустила?

И Офелия стала усердно протирать очки, надеясь, что это поможет ей навести порядок в мыслях, пока не заметила, что их стекла и без того сверкают как никогда. Видимо, их не миновала маниакальная чистоплотность Торна.

– Мне пришлось ограничить свои изыскания пятью последними годами, – сказал он. – Видимо, более ранние архивы куда-то перенесли или уничтожили.

Офелия стала наугад открывать папки, которые Торн минуту назад положил на место. Это были досье подопытных пациентов с фотографиями их теней. Из чего же состояли эти тени? И почему они не были видны невооруженным глазом?

– Черные стекла! – выдохнула Офелия. – Вот для чего они им служат. Чтобы видеть наши тени. А может, заодно и ловить отголоски.

И она вспомнила о пощечине, которую залепил ей человек с ящерицей. Он тогда заметил нечто витавшее вокруг нее. И, возможно, почувствовал, как ее когти инстинктивно отреагировали на его враждебность. Офелия даже начала думать, что он сознательно спровоцировал ее, чтобы понаблюдать когти в действии. Здесь, видимо, ничто не делалось случайно, и это было самое страшное.

Офелия снова и снова перебирала фотографии в надежде на какое-нибудь озарение, и ее поразила улыбка одного из пациентов, притом видная на каждом снимке. Тут же были портреты иного рода, где он позировал то с музыкальным инструментом, то с гончарными изделиями. Потом ей попалась групповая фотография с другими подопытными: все они строили веселые рожи, глядя в объектив. Даже члены наблюдательной группы, с их черными пенсне и желтыми шелковыми одеяниями, присоединялись к их смеху. Здесь не было ни сотрудников в плащах, ни нянь-роботов. Одни только веселые лица.

Офелия подумала о Космосе и его приступе бешенства. Подумала о старике, хлопавшем себя по уху. О Секундине, замкнутой в своем бреду. Центр мог бы им помочь, но вместо этого предпочитал усугублять их отклонения, чтобы использовать в своих интересах.

– И всё это время, – прошептала она, чувствуя, как в ней закипает гнев, – они спокойно смотрят, как мы сходим с ума, заключенные в своих телах.

– Одно твое слово…

Торн произнес это негромко, но что-то в его голосе побудило Офелию оторваться от снимков и взглянуть на него. Он стоял, наклонившись к ней, опершись кулаком на стол, и пристально смотрел ей в глаза. Если бы Офелии было дано видеть тени, она непременно заметила бы, как растет вокруг него такая тень, грозно выпуская когти. Торн причинял Офелии боль, хотя, вероятно, бессознательно, но она ни за что на свете не призналась бы ему в этом.

– Одно только твое слово, – повторил он, – и я сегодня же ночью увезу тебя отсюда. У нас не очень много времени, но пока это еще возможно. Мы подыщем надежное место, где ты будешь в безопасности и откуда тебя никто не прогонит.

– Ты хочешь, чтобы я ушла из Центра? Нет, не ушла, а сбежала?

В тусклом свете мигавших лампочек трудно было определить выражение лица Торна.

– Главное, хочешь ли ты этого. У тебя есть и всегда будет возможность выбора.

«Возможность свободно решать свою судьбу», – подумала Офелия.