Граница миров - [119]

– Не всегда и не только со мной, – скромно возразил Лазарус. – Все наблюдатели, которых вы встречали, – бесправные. Мы объединились в союз. Было даже время, которого я unfortunately[76] не застал, когда miss Хильдегард работала заодно с Центром, но затем отказалась от сотрудничества из-за расхождения во взглядах.

Офелия снова подумала о женщине со скарабеем, мужчине с ящерицей и девушке с обезьянкой. Значит, все они бесправные. Вот почему Центр обзавелся фальшивой дирекцией. Вавилон был одним из ковчегов, наиболее рьяно проповедовавших равенство, – во всяком случае, до начала обрушений, – но только в редких случаях бесправным удавалось возвыситься до ответственных постов.

– И возвращение шевалье – тоже ваших рук дело, – поняла Офелия. – Вы были на Полюсе в момент его ареста. Вы вытащили его из Хельхайма и завербовали.

– До крайности интересный мальчуган! Его семейное свойство претерпело весьма необычную форму девиации еще до его Увечья. Я из чистого любопытства навестил его в Хельхайме. Как вы уже поняли, узнав меня поближе, решительно всё вызывает у меня extremely любопытство. – Глаза Лазаруса блеснули за розовыми стеклами. – Мы с ним долго беседовали. Старый бесправный с новым бесправным. Уж не обижайтесь, но я хотел разузнать побольше о вас. Мы тогда только что выяснили, что вы связаны с Другим, а этот мальчик был поразительно хорошо осведомлен о вас. Я решил, что ему самое место в нашем Центре.

«Пункт первый», – подумала Офелия.

– И Блэз, – вслух добавила она. – Однажды он рассказал мне, что вы были его учителем. Что считали его интересным – и его тоже. Это вы сделали так, чтобы он попал в альтернативную программу?

Лазарус кивнул с едва ли не меньшим жаром.

– Я всегда полагал и полагаю до сих пор, что существует связь между невезением и отголосками, но его пребывание в Центре ничего не выявило. Меня совсем не удивило, что вы тоже с ним сблизились! Я уже говорил вам и продолжаю утверждать: у всех нас, инверсивных, единое предназначение.

«Пункт второй».

– И Элизабет, – продолжила Офелия. – Предложение должности в Центре, согласия на которое у нее потребовали Генеалогисты, тоже исходило от вас.

Лазарус снова закивал и от избытка воодушевления чуть не опрокинулся вместе со стулом назад.

– Я присутствовал на вручении ей премии за совершенство и подумал, насколько ее таланты были бы ценны для нас. Хоть я и служу Леди Дийё, она не открыла мне тайну своего кода. Если бы miss Элизабет не подчинялась так безоглядно Генеалогистам, она могла бы послужить нашему делу… как это сделали вы сами.

Казалось, он счастлив, искренне счастлив, что может говорить без обиняков и отвечать на вопросы. А еще ему не терпелось добраться до темы, с которой Офелия нарочно тянула. Торн со своей стороны не отводил глаз от часов, словно считал каждое движение стрелки. Офелия удивлялась его молчаливости: уж он-то привык вести допросы, – но, подобно ему, молча продолжала подсчет накопившихся долгов.

«Пункт третий».

– А Амбруаз?

– What – Амбруаз? – удивился Лазарус.

– Мы нашли его погребальную урну.

Лазарус распрямил скрещенные ноги и уперся обеими белыми туфлями в пол. Его лицо не выражало никакого огорчения, только жгучую грусть.

– Понимаю. В таком случае нет никакого смысла скрывать от вас, кто он в действительности. Но заранее прошу вас об одном одолжении: не заговаривайте с ним о том, что я сейчас вам расскажу. Он такой ранимый!

Ни Офелия, ни Торн не стали давать никаких обещаний. Они стояли молча в напряженном ожидании.

Лазарус бросил взгляд на входную дверь, заблокированную стулом.

– Амбруаз – воплощенный отголосок. Если точнее, он отголосок одного моего старого друга. Друга, который вместе со мной основал альтернативную программу. Друга, который душой и телом был предан проекту «Корнукопианизм». Это его погребальную урну вы нашли.

– Воплощенный отголосок, – повторила Офелия сдавленным голосом. – Как те негодные вещи из вашего Рога изобилия?

Лазарус со смехом поднес руку к животу, как будто получил удар под дых.

– Так уж сразу и негодные! А мы бы сказали «подлежащие улучшению». Амбруаз открыл дорогу головокружительным возможностям, вы даже не представляете, как их можно использовать.

Офелия так прикусила язык, что стало больно. От этого разговора у нее внутри всё переворачивалось.

– У него тоже есть код?

– Да, есть. На спине, чтобы никто не мог ни увидеть его, ни коснуться. Этот код просто бледное подобие кода, придуманного Евлалией Дийё, но он позволяет Амбруазу закрепиться в его материальной форме. Умоляю, никогда не упоминайте об этом при нем! – настойчиво повторил Лазарус. – Вдобавок код не дает ему осознать собственную природу и продолжительность жизни. Мне и так приходится нелегко, когда он начинает задавать вопросы о своей матери, которой никогда не знал – по понятной причине.

«Пункт четвертый».

– А что стало с настоящим Амбруазом, вашим другом? Он умер?

Улыбка расцвела на потемневшем от солнца и грязи лице Лазаруса.

– О нет, my dear, я убежден, что он по-прежнему вполне живой.

Ответ был несколько странным, но Лазарус застал Офелию врасплох, указав на правую сторону своей собственной груди, где билось его инверсивное сердце. Выражение лица у него сделалось таким страстным, что она почти испугалась объяснения в любви.