Грани - [23]

После недолгой паузы он продолжил:

– Тогда все и произошло. Я приносил ей еду дважды в день по настоянию тетушки. Занятие, по большому счету, было абсолютно бессмысленным, потому что Анджелина отказывалась от любой пищи. Но у меня появилась возможность видеть ее каждый день и подолгу с ней разговаривать. Ощущение того, что у меня имелась возможность хоть как-то ей помочь, окрыляло меня. Однажды она сказала, что хочет умереть, потому что не видит смысла в продолжении своей жизни. Анджелина выглядела настолько уставшей и опустошенной, что у меня не было ни малейшего сомнения в том, что она предпримет попытку самоубийства, если не найдет иного выхода. И я ей его предложил. Я прекрасно осознавал, что муж не даст ей развода, так как активно пользовался ее финансовыми средствами. Оставаться же в браке означало бы для нее медленное, мучительное угасание. К тому времени она прониклась ко мне если не любовью, то глубочайшей симпатией и доверием. Лишь в моем присутствии она хотя бы иногда улыбалась. Я знал, что мышьяк запретили продавать открыто очень давно, но в аптеке можно было купить его под предлогом уничтожения грызунов. Хотя симптомы отравления казались очевидными, в те годы отыскать «ядовитое орудие убийства» было невозможно. Пробы на отравление мышьяком изобрели много лет спустя. Тем не менее было совершенно очевидным, что начнут искать виновного в смерти французского офицера на чужбине. И первой, на кого бы пало подозрение, стала бы Анджелина. И она вряд ли стала бы сопротивляться. Я поведал ей о своем плане, и он поверг ее в шок, настолько злым и безжалостным он ей показался. Она пообещала поговорить с мужем о разводе. Однако когда я пришел к ней на следующий день, то обнаружил, что все ее прекрасное лицо в синяках. Услышав речь о разводе, супруг рассвирепел и избил ее. Через несколько дней я отправился в аптеку, где приобрел небольшое количество белого безвкусного порошка, не имеющего запаха. Несколько миллиграммов этого яда способны было убить взрослого человека. Я подмешал в бутылку с вином гораздо больше порошка, чем это было необходимо, и сам отнес ее наверх, в комнату мужа Анджелины, который как раз принимал у себя очередную подружку. Как и ожидалось, за вечер они осушили бутылку до дна. Когда я зашел в комнату, то увидел на полу два бездыханных тела, которые, к моему величайшему ужасу, не вызывали во мне никакого сочувствия. Я оставил для тетушки письмо с повинной, у Анджелины появилось алиби, а также документальная гарантия ее безнаказанности. Потом я зашел к любимой и отдал ей еще один конверт, адресованный ей. В письме я рассказывал о своих чувствах, о том, что творилось все это время внутри меня. Наказав ей не открывать письмо до завтрашнего дня, я плотно захлопнул за собой дверь и выбежал на улицу. – Лицо Толина стало напряженнее. – Стоит ли говорить, что потом я долго не видел Анджелину? Но я никогда не сетовал, я радовался, что в моей жизни есть смысл. Я думал о том, что она где-то, быть может, счастлива благодаря моей жертве. А так, что бы стало со мной? Я бы вел обыденную жизнь лавочника, без всякого внутреннего ощущения счастья. Теперь же меня грела мысль о том, что я делаю что-то важное, спасаю любимую. Анджелина вернулась во Францию и поселилась у своей родственницы в Лионе. Она ждала от меня вестей, но они не появлялись. После бегства я решил не напоминать о своем присутствии. В один прекрасный день она отправилась в Геную, где стояла на якоре галера, на которой я служил моряком (бежать в море для венецианца-отравителя – был в то время единственный разумный выход, и я воспользовался именно им).

Толин на миг замолчал.

– Так вот, она гуляла по улицам Генуи. Прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как мы встретились с ней впервые. Я моментально узнал ее, хотя она очень изменилась, появились морщины, она как будто стала чуть ниже ростом, и пропал тот свет, который так ясно сиял в ее глазах. Я же за эти годы преобразился до такой степени, что не решался к ней подойти. Ведь она ни за что не узнала бы во мне того юношу, с которым была когда-то знакома. Я крался за ней всю дорогу до гостиницы, а потом выяснил, что она снова вышла замуж, и опять за французского офицера. Правда, нынешний был одного с нею возраста, но, как я потом умудрился выяснить, пока корабль наш стоял на якоре, имел приблизительно такую же натуру, как и предыдущий ее супруг. Я был очень расстроен, но единственное, что меня радовало, что теперь Анджелина уже не страдала. Она не любила своего нового мужа, ее сердце оглохло от боли и разочарований, и теперь она была хотя бы спокойна…

Толин снова задумчиво посмотрел прямо перед собой. Его собеседник выглядел несколько озадаченным.

– И была еще одна встреча. В 1758 году. К тому времени я уже вернулся в Венецию, ведь прошло почти тридцать лет с момента моего бегства, поэтому дело наверняка закрыли за давностью. Моя тетушка по-прежнему здравствовала, хотя распоряжаться делами уже не могла, и я пришел ей на помощь. Как-то вечером я никак не мог уснуть и отправился бродить по улочкам города. И вот, проходя мимо роскошного отеля, я увидел Анджелину выходящей из дверей. Я не мог не узнать ее, хотя теперь ей, наверное, было около шестидесяти, и возраст не пощадил ее. Но я все равно смог бы узнать ее из тысячи женщин. В тот же вечер я навел справки и узнал, что она приехала сюда, овдовев в третий раз. Второй ее муж погиб в бою, а третий появился почти вслед за ним. Богатый престарелый граф, который мог жениться на любой юной девушке, выбрал себе в жены немолодую Анджелину. Меня это не удивляло. Даже в свои шестьдесят она оставалась необыкновенной. Через пять лет граф умер естественной смертью, оставив ей огромное состояние. Она начала путешествовать, чтобы немного отвлечься от грустных мыслей о том, что ей приходится доживать старость в одиночестве, ведь Бог так и не послал ей детей.