Грандиозная заря - [9]

– Вы останетесь здесь, в тепле, со мной, – ответил заправщик. – Адьос, мадам Руис!

Я бросилась ему на шею.

Надо сказать, что с моего первого приступа гнева Жан-Ба успел приручить меня омлетами, баловством и картошкой, жаренной в сале. Он был невероятно терпеливый, всегда готовый поиграть и какой-то совсем не взрослый; за пару недель мы превратились в лучших друзей.

Он закинул меня за спину, и я оплела его, как лиана.

– Давай беги! – сказал он матери. – А то опоздаешь!

Мы преследовали Роз-Эме по всему коридору, издавая рыки диких зверей. Когда она открыла входную дверь, в дом ворвался ледяной вихрь.

– Бр-р, – воскликнула мать и накинула перуанское пончо поверх толстого свитера.

– Я знал, что сегодня из дома лучше не высовываться, – сказал Жан-Ба. – Смотри!

Он указал мне на небо над церковью, которое было цвета серых крыш.

– Первый снег, – объяснил он. – Хорошо, что я успел убрать дрова в дом.

Роз-Эме помахала нам на прощанье и ушла в издательство. Едва закрылась дверь, я спросила:

– Ну? Поиграем?

В то время моим братьям было месяцев восемь-девять, так что они меня совершенно не интересовали. Они всё время спали, не умели ни ходить, ни говорить, ни тем более играть в Тарзана. То ли дело Жан-Ба – он запросто забирался на кухонный стол и допрыгивал до потолочных балок, издавая знаменитый крик: «А-а-а-а-и-а-и-а-а-а-а-а-а!» А я тем временем изображала Читу и всех зверей – обитателей джунглей.

– Ок, поиграем! – ответил он.

Обстановка для игры была простой и не требовала никаких денежных вложений. Нам хватало воображения, чтобы превратить дом в джунгли. Стулья в столовой служили горами, ковёр в коридоре – бурной рекой, веник из кухни – факелом, с которым можно входить в тёмную пещеру (то есть в бельевой шкаф, где всегда обнаруживалось несколько пауков, вполне себе настоящих, из-за которых я вопила от ужаса). В тот день я хотела играть и играть без передышки. Но через несколько часов прыжков и криков Жан-Ба поднял руки.

– Перерыв! – потребовал он.

Я замотала головой: лично я ещё не закончила исследовать Африку.

– Но Тарзан быть сильно голодный! – взмолился Жан-Ба, хлопая себя по животу. – Очень дико хотеть есть!

Я никогда не сопротивлялась слишком долго. Жан-Ба открывал огромную банку шоколадной пасты и разрешал макать туда бананы целиком, даже если я влезала в шоколад пальцами, и есть, пока не затошнит.

Но в эту субботу мы не успели открыть банку. Мы были ещё в самых дебрях джунглей (Жан-Ба – с голым торсом, а я – завёрнутая в оранжевый плед, который играл роль львиной шкуры), когда кто-то постучался в кухонное окно.

Жан-Ба узнал через стекло одного из своих клиентов. Он спустился с пальмы, чтобы открыть дверь, и чужак протопал прямо на середину кухни в ботинках, облепленных снегом. Я вдруг осознала, что вокруг нет ни кокосов, ни крокодилов, и если нам и жарко, то исключительно благодаря тому, что в печи горят дрова.

Человек был взвинчен, на лбу у него блестел пот, хотя на улице стоял собачий холод. Оказалось, на заправке проблемы: и бензин налить некому, и на кассе никого, и лобовое стекло никто протереть не может.

– Вообще никого! Ты в своём уме? Заправка стоит открытая, входи кто хочет!

– А как же мой сменщик? – проговорил Жан-Ба.

– Товарищ, похоже, удрал! – воскликнул тип и промокнул лоб большим носовым платком. – И что прикажешь делать с моим грузовиком? Бак пустой! Ты же знаешь, тут до самой долины ни одной заправки!

– Вот дерьмо, – вздохнул Жан-Ба.

– Ты сказал плохое слово, – указала я.

– Знаю, Консо. Но тут, по-моему, никакое другое не подходит.

С тех пор как я пошла в класс к месье Сильвестру, я всюду отслеживала непристойности, чем страшно раздражала Роз-Эме. «Занудная какашка», – фыркала она. «Какашка – тоже плохое слово», – отвечала я, и она грозилась отправить меня спать без ужина.

– Ну? Что мне делать-то? – принялся за своё водитель грузовика. – Ещё и погода такая, что прохлаждаться некогда!

Жан-Ба посмотрел на меня, что-то быстро прикинул и выпалил:

– Прости, Консо. Придётся всё-таки отвести тебя и малышей к мадам Руис.

– Нет, нет! Не хочу к мадам Руис!

В ужасе я принялась бегать по дому – вокруг стола, в коридор, через гостиную – и орать во всё горло. Плед развевался у меня за спиной, как плащ супергероя.

– Прекрати, Консо! – крикнул Жан-Ба. – Иди сюда!

Он бросился за мной, поймал, схватив за плащ, привёл на кухню.

– Мне нужно сходить посмотреть, что там происходит, – сказал он. – Тащить вас с собой я не могу. Снег валит, на дороге очень опасно, понимаешь?

Я заглянула на самое дно его глаз; губы у меня дрожали, грудь ходуном ходила от рыданий.

– Не хочу к мадам Руис, не хочу к ма… да…

– Хорошо, хорошо, – вздохнул Жан-Ба.

И стал ходить туда-сюда, пытаясь что-нибудь придумать, а водитель грузовика нервно топтался на месте в луже растаявшего снега, и я слышала, как у него скрежещут зубы.

– Я могу подождать тебя здесь! – предложила я. – Присмотрю за малышами! Они спят!

– Даже не обсуждается, – отрезал Жан-Ба. – Придётся всё-таки…

Но тут у водителя лопнуло терпение:

– Мы же ненадолго! Если девчонка говорит, что может остаться одна, значит, оставляй её! Мне же только бак налить, и всё!