Грандиозная заря - [8]

– Ты хочешь сказать, это он все их изрисовал?

– Все!

– Какая странная мания.

– Орион всегда был особенным, – подтвердила Титания.

Она разложила тетради на столе и стала открывать одну за другой: собачьи будки, покрывала, мужские пижамы, настольные лампы, диапроекторы, рыболовные крючки, тачки, дрели, велосипеды разных видов. Даже огнестрельное оружие.

– Красиво, правда?

– Скорее странно, – ответила Нин. – Зачем это нужно – перерисовывать сотни страниц?

– Вообще-то Орион не только перерисовывал. Постепенно он начал изобретать то, чего в каталогах не было. Хочешь посмотреть? Он придумывал новые предметы, столько всего! А потом сочинял к ним описания.

Титания собиралась достать из стопки тетрадь в зелёной обложке, но Нин состроила недовольную гримасу, и рука матери замерла. Ну что интересного в пыльных тетрадях? Разве они смогут ответить на её вопросы?

– Да, конечно, – вздохнула Титания, – ты не понимаешь, какое это имеет отношение к делу. Чтобы понять, надо знать, что за человек мой брат. А для этого придётся рассказать, что произошло.

– И что же?

Титания закрыла тетради. Она объяснит Нин «систему Ориона», но чуть позже.

– Давай переберёмся туда, – предложила она, указывая на кресла, стоявшие у печи. – Я замёрзла, надо развести огонь.

– Ты умеешь? – удивилась Нин, идя за матерью.

Титания опустилась на корточки перед печью и пододвинула к себе корзину, полную щепок, старых газет и сухих веток. Нин свернулась клубочком в одном из колченогих кресел. То, что Фея саспенса собиралась сейчас поведать дочери, она уже неоднократно рассказывала. В каждом своём романе, но всегда туманно, скрытно, замаскированно, словно это вымысел. Теперь всё. Больше никаких выдумок, никакой маскировки.

– Это произошло в субботу, – сказала она. – Было начало зимы, прошло всего несколько месяцев с тех пор, как мы поселились в Сен-Совере.

Глава 5 Декабрь 1970

В те годы многие любили заказывать вещи по каталогу. Конечно, получалось не так быстро, как через интернет, но система была хорошо отлажена, и в издательстве каталогов работали сотни людей: верстальщики, фотографы, наборщики, бухгалтеры и куча работников без квалификации – благодаря всем этим людям раз в год из типографии Сен-Совера выходил новый каталог. Только представь: кирпич в тысячу страниц, разноцветный, на глянцевой бумаге, попадал в почтовые ящики по всей стране. Библия современного потребления! В каждой семье дрались за него: загибали уголки страниц, отмечали галочкой самые вожделенные товары, выбирали, сомневались и до последнего момента бесконечно что-то исправляли в бланке заказа. Когда прибывал каталог следующего года, старый подкладывали на стул детям, чтобы те могли есть за одним столом со взрослыми.

Благодаря Жану-Ба мою мать взяли кладовщицей на один из складов издательства. Она наполняла коробки, заклеивала их скотчем и передавала на отправку; потом принимала другие коробки, вскрывала их и разбирала содержимое. В начале семидесятых всякий, у кого было две ноги и две руки, легко мог найти себе несложное дело вроде этого. Вот только Роз-Эме не собиралась довольствоваться малым. Хоть она нигде и не училась, амбиции у неё были высокие. Ей нравилось играть словами и складывать фразы. И получалось это так хорошо, что, едва устроившись на склад, Роз-Эме тут же нацелилась на одну из самых престижных должностей в издательстве: редактора.

Стремясь, чтобы её заметили, она разыгрывала из себя образцовую сотрудницу и бралась за любое поручение. Предлагали отработать дополнительные часы – отрабатывала, просили заменить кого-нибудь – соглашалась. Иногда переработка выпадала на поздний вечер, иногда на субботу. Для меня это было сущее наказание.

– Сегодня я не смогу забрать тебя из школы, Консо, – говорила она. – Вы с братьями пойдёте к мадам Руис.

– Не-ет! Не хочу!

Мадам Руис была няней близнецов. Она жила одна в мрачном доме, втиснутом между школой и булочной госпожи Шикуа. Мадам Руис приехала из Испании перед войной, и у неё были акцент, варикоз и изжога. Она целыми днями окучивала огород, такой же тошнотворный, как хозяйка, натирала воском бесконечные лестницы, которые, казалось, тянулись через весь дом, или во весь голос звала своих кошек. Близнецов она ещё терпела, но меня (возможно, из-за того, что я была девочкой) едва выносила.

– Не хочу к мадам Руис! Не хочу к мадам Руис! Не хочу к мадам Руис!

– Ради бога, Консолата, я сейчас оглохну от твоего ора.

– Не хочу к мадам Руис! Пожалуйста, пожалуйста!

Увы, как я ни умоляла, мать поступала по-своему, и я в очередной раз оказывалась перед дверью испанки – понурив голову, со слезами на глазах. Едва Роз-Эме исчезала за поворотом, как старуха злобно шлёпала меня по пальцам.

– Иди мыть руки, – командовала она. – У меня в доме никаких маленьких свиней, claro?

И начинался долгий день бесконечных упрёков.

Но в тот раз, когда Роз-Эме опять объявила, что ей нужно в издательство, я не успела запустить сирену отчаяния.

– Я нашёл парня, который заменит меня на заправке, – сообщил Жан-Ба с радостной улыбкой.

Я уставилась на него, не веря своим ушам.

– Значит, я не пойду к мадам Руис?