Грандиозная заря - [10]

Жан-Ба натянул футболку и толстый свитер. Он ещё раз сказал слово «дерьмо», а потом достал из буфета банку шоколадной пасты и поставил на стол, рядом с корзиной с фруктами.

– Консолата, слушай внимательно.

Передо мной забрезжила надежда. Я во все уши слушала, как Жан-Ба даёт мне указания. В конце он показал на часы:

– Если две стрелки соединятся в одну, а меня всё ещё не будет, ты побежишь за мадам Руис, понятно?

– Да!

– Знаешь, где она живёт?

– Между школой и булочной мадам Шикуа!

– Дорогу найдёшь?

– Да!

– Хорошо.

Он тяжело вздохнул и махнул рукой водителю грузовика.

– Поехали.

– Не прошло и года, – проворчал тот.

И они ушли.

В доме настала небывалая тишина. Близнецы спали на втором этаже, снег приглушал все звуки, которые могли доноситься снаружи, и я вдруг почувствовала себя ужасно одинокой. Целую вечность я просидела, не делая вообще ничего, но, когда посмотрела на часы, увидела, что стрелки ни на одну чёрточку не сдвинулись с места.

– Гр-р-р, – громко прорычала я.

Рык вышел неубедительный. Было так тихо и так много снега скопилось на оконном карнизе, что мне не удавалось поверить в то, что я – настоящий лев.

Я подтащила к столу табурет. Забравшись на него с ногами, очистила первый банан, чтобы окунуть в шоколад. Без Жана-Ба это было не так весело, но я всё равно засунула банан в пасту вместе с пальцами.

Наверное, приблизительно на третьем банане мне вдруг сдавило горло от едкого запаха. Запах был сильный, противный и ел глаза так, что из них покатились слёзы. Я всё бросила – и банан, и банку с шоколадной пастой, – попыталась утереть слёзы, но пальцы были липкие и грязные, я только перемазалась и испугалась, что скажет мадам Руис, если я заявлюсь к ней в таком виде. Скорее! Воды! Отмыть это свинство!

Кубарем скатившись с табурета, я бросилась к умывальнику. И только теперь осознала, что кухня полна густого тумана. Это из-за него тут так воняло и щипало глаза. Но откуда он? От какого пруда к нам поднялся? От какой реки? От какой выдуманной Замбези?

Мне стало совсем трудно дышать, я бросилась к двери, и в лицо хлестнул холодный декабрьский воздух. Я закашлялась и кашляла так сильно, что согнулась пополам и меня вырвало моим полдником прямо на снег. Вернувшись в дом, я увидела языки пламени, от которых постепенно начинали чернеть стены гостиной, и только тогда поняла.

Возможно, из огня выпрыгнул один маленький уголёк? А может, моя львиная шкура приземлилась слишком близко к камину?

Первое, о чём я подумала: как бы поступил Тарзан на моём месте? И мне сразу стало очевидно: Тарзан ни за что не сбежал бы, бросив в беде Читу. Ни за что!

Я набрала воздуха и поскакала, как испуганная газель, к лестнице, крича на бегу:

– Орион! Окто! Держитесь! Я иду!

Второй этаж ещё не полностью заволокло дымом. В спальне братья плакали, вцепившись в прутья кроватки, красные, как их махровые пижамы.

– Я здесь! – кричал верный Тарзан. – Я здесь!

Вцепившись в того, кто был ближе, я вытащила его из клетки.

– Сейчас вернусь! – крикнула я тому, которого пришлось оставить и который орал теперь пуще прежнего.

Не знаю, как я ухитрилась спуститься и не упасть. С тяжёлым младенцем на руках пришлось пробираться сквозь густой дым, который заполнил уже всю нижнюю часть лестницы. Выбежав наружу, я стала искать сухое место, чтобы опустить мою ношу. Всё вокруг было покрыто снегом, я выбилась из сил, но брат вопил с такой силой, что я держала себя в руках. Тарзан не плакать.

Наконец я нашла навес, под которым Жан-Ба хранил дрова, положила перепуганного малыша прямо в щепки и побежала за вторым близнецом. К несчастью, я потеряла драгоценное время. Дым стал таким густым, что превратился в настоящую стену, перегородившую вход в дом. Я попыталась прорваться сквозь эту стену один раз, другой. Невозможно.

В итоге я осталась снаружи, стояла словно в параличе перед дверью и икала как сумасшедшая. Неужели всё пропало? Брат теперь умрёт по моей вине? А что, если стрелки на часах уже соединились? Может, пора бежать за мадам Руис?

Глава 6 Пятница 23:30

Нин вытянула ноги и откинулась на спинку кресла, в котором до этого сидела, свернувшись клубочком. Титания замолчала и смотрела на огонь, будто загипнотизированная миниатюрным пожаром, лизавшим стекло печи.

– А дальше?

Титания потёрла глаза. Воспоминания, которые казались потерянными, вернулись к ней. Обрывки жизни, как в тех немых фильмах, которые Жан-Ба снимал на восьмимиллиметровую плёнку и иногда показывал на стене в столовой. Там была Роз-Эме в огромной шляпе с мягкими полями, застигнутая без верхней половины купальника в гамаке, несколько секунд футбольного матча с ребятами из деревни, эпизод празднования дня рождения или весёлые клиенты на террасе бара «Четверо лучших». Хотя как мог Жан-Ба крутить фильмы на стене в столовой, если именно эта стена тогда сгорела? Возможно, киносеансы происходили уже после того, как дом отремонтировали? Конечно, так и было, подумала Титания. Ведь в её памяти стена в столовой совершенно белая – совсем как экран в кинотеатре. Интересно, где теперь эти плёнки? И можно ли где-нибудь раздобыть кинопроектор? И оживить беззвучные фрагменты прошлого?