Гранатовое зернышко - [24]

Она была очень необычной женщиной. И ведь девушкой даже не назовешь-то особо. Не потому, что возраст уже не девичий, а потому, что девушки — они проще, они понятней, они из меньшего количества вопросов состоят. А тут не то, что загадка — а сложная ловушка с миллионом встроенных секретов.

Но вдруг Мир сделал непроизвольный выпад в сторону двери — с окончанием очередного трека Амина споткнулась.

* * *

Музыка остановилась и Амина… Такая уверенная в каждом своем движении, в каждом настолько отточенном, резком движении, запнулась, будто наткнувшись на невидимую преграду, схватилась за стул, чтоб не полететь кубарем на сцену, сгорбилась, тяжело дыша, слушая тихий шум, доносящийся из музыкального центра, прижала руку к груди…

Дамир явственно представил, как там сейчас должно быть жарко и тесно легким. Она пробежала танцевальный марафон — не иначе. Даже у него сердце ускорилось — а ведь он только следил за этим. Следил и непроизвольно ускорял дыхание, подстраиваясь под ее ритм. Ему хотелось быть причастным к этому танцу. В принципе, сейчас он уже мог признаться, что ему хотелось быть причастным к ней. Прятаться за дверью не хотелось, злить ее и злиться в ответ. Хотелось иметь право… хотя бы выйти из тени.

Размышляя, Дамир следил за тем, как Амина продолжает быстро дышать, постепенно успокаиваясь, как рука в один момент перестает прижиматься к груди, с силой упирается о спинку стула, как девушка постепенно выравнивается, разминает шею, переступает с ноги на ногу — будто проверяя, что с ними, а потом складывает руки на груди, насупливает брови, о чем-то задумываясь…

Амина оглянулась, словно проверяя — нет ли кого-то поблизости. Дамир знал точно, что его не заметят. Потом она подошла к музыкальному центру, положила руки уже на него, смотря перед собой — явно не на стену, но куда-то дальше, а потом решилась. Кажется, на что-то решилась.

Мир еще не знал, на что, но когда Амина снова вернулась к стулу, села на него, скользнула пальцами по своим непозволительно красивым ногам, таким голым в этих шортах, сердце Мира вновь ускорило бег.

Она расстегнула босоножки — ненавистные Мировы босоножки — со шпилькой сантиметров в двенадцать, пошлые, яркие, вульгарные. Сбросила сначала правый, потом левый, прямо так — сидя — поднялась и опустилась на носочки, то ли разминая уставшие ноги, то ли пробуя новые ощущения — когда ноги ближе к земле. Потом Амина подняла взгляд, вновь окидывая им помещение. И если раньше она будто проверяла — нет ли кого рядом, теперь искала. Что-то искала…

И, кажется, нашла…

Спрыгнув со сцены, Амина подошла к бару, зашла за стойку… Дамир грешным делом подумал, что главная бабочка возьмет бутылку чего покрепче, но глубоко ошибся. С Аминой ошибаться довольно просто.

Она нырнула под стойку. Там, Мир знал, стоит несколько коробок, в которых хранится хлам. В голове пронеслась масса предположений о том, что Амина может достать из такой коробки. Но как всегда он попал со своими догадками в молоко.

Девушка вынырнула, держа в руках отрез ткани и какой-то шнурок. Темно бордовый отрез ткани, служивший, скорей всего, скатертью.

Амина прошлепала босыми ногами обратно к сцене, забралась на нее, еще раз оглянулась — на всякий случай, а потом вздохнула — не то, чтоб тяжело, но так, будто окончательно решаясь, расправила сложенную скатерть, чтоб уже через мгновение обвернуться ей, как юбкой, закрепив на талии шнурком. Из-под подола теперь торчали только пальчики с черным лаком на ногтях, но и их Амина практически тут же запрятала, расправляя свою самодельную юбку. Она еще несколько раз покрутила головой, видимо, разыскивая что-то еще, чем можно было бы дополнить свой образ, но не найдя того, что хотела, в очередной раз повернулась к магнитоле, взяла в руки пульт, лежавшие на краю сцены, нажала несколько цифр — номер композиции, положила пульт на пол, подтолкнула его вновь выглянувшей ножкой, отодвинула стул на самый край сцены, встала посередине, расправила юбку, опустила руки, голову, стала ждать, пока тихое шипение музыкального центра превратится в очередную мелодию.

И как только это произошло, Дамир перестал дышать окончательно. Почему-то перестал дышать. Наверное, потому что если раньше он хотел Амину, то с первой ноты этой композиции, с первого взгляда на эту Амину — кроткую, прямую, красивую, с торчащими из-под подола пальчиками, влюбился.

* * *

Почему-то обычно, стоит человеку подумать о восточных танцах, в голове становится образ женщины с распущенными волосами, голым животом, монетами на бедрах и, безусловно, красивым, но довольно сексуально направленным танцем живота. Вот только восток знает и другие танцы. Восток… и Амине-ханым.

Стоило заиграть первым мелодичным трелям, как птица-Амина ожила. Ожила сначала осанка — ставшая еще более ровной, шея — удлинившаяся, когда казалось — больше некуда, за ней взгляд — стрельнувший в холостую, но так ярко, что Мир знал точно — находись там, куда она глянула, спрятав полуулыбку, хоть один мужчина — не устоял бы. Он точно не устоял бы. И в душе тут же кольнула тревога — а ведь она для кого-то так танцевала. Или танцует сейчас. Вроде бы наедине с собой, но для кого-то…