Грамматика эсперанто - [21]
Артикль также обычно не употребляется перед именем собственным (одиночным существительным или существительным с несогласованным определением), являющимся названием праздника: Epifanio «Богоявление», Pentekosto «Пятидесятница», Pasko «Пасха», Kristnasko «Рождество», Ramadano «Рамадан», Ĉieliro de Kristo «Вознесение Христа». Хотя иногда артикль может ставиться: la Pasko, la Pentekosto.
Когда же праздник назван не по событию, а по его характерному признаку (догмату, предмету, личности и т. п.), артикль употребляется: la Triunuo «Троица», la Sankta Johano «Иван Купала, день Ивана Купалы, праздник Ивана Купалы» (= la tago de Sankta Johano, la festo de Sankta Johano), la Tri Reĝoj «Три короля, день Трёх королей, праздник Трёх королей» (= la tago de la Tri Reĝoj, la festo de la Tri Reĝoj) (ср. I, п. 13).
В употреблении артикля перед существительными Suno «Солнце» и Luno «Луна» имеет место колебание. Если речь идёт о нашей Солнечной системе, некоторые источники (например PIV) употребляют артикль перед этими словами всегда, независимо от того, написаны они со строчной или прописной буквы. Это объясняется тем, что солнце и луна в данном случае единственны в своём роде (см. I, п. 9). Написанные же с прописной буквы, эти слова трактуются как превращённые в имена собственные имена нарицательные, что допускает постановку перед ними артикля (см. I, п. 16). Однако в некоторых источниках (например NPIV) перед написанными с прописной буквы словами Suno и Luno артикль не употребляется, поскольку эти слова трактуются как названия планет, т. е. как простые имена собственные (ср. Marso, Siriuso, Jupitero и др.).
Вышеизложенные соображения относятся и к паре Tero («Земля» как название планеты) — la tero («земля» в значении «земной шар, наша планета»).
2. Перед состоящими из одного существительного и трактуемыми как имена собственные названиями языков (обычно такие названия пишутся с прописной буквы): Esperanto, Volapuko, Sanskrito, Latino и др.; без артикля эти слова употребляются и будучи написаны со строчной буквы. Но если название языка выражается сочетанием прилагательного со словом lingvo «язык» (часто только подразумеваемым), артикль перед таким сочетанием ставится обязательно: la rusa (lingvo), поскольку тут речь идёт о конкретном языке, выделяемом из ряда других (опускаться артикль может лишь в устойчивых словосочетаниях, представляющих собой звания и воспринимаемых как единое целое: profesoro pri rusa lingvo; см. II, п. 25).
3. Перед трактуемыми как имена собственные названиями месяцев и дней (иногда, хотя и очень редко, такие названия пишутся с прописной буквы):
| Venis januaro «Наступил январь»; |
| Hodiaŭ estas lundo «Сегодня понедельник». |
| Но: la monato januaro (см. I, п. 13). |
В некоторых случаях la непосредственно перед названиями дней всё же может появляться: Li promesis viziti min dimanĉe. Kaj jen venis la dimanĉo «Он обещал навестить меня в воскресенье. И вот наступило воскресенье (именно то воскресенье, на которое была намечена встреча)». Видимо, такая постановка артикля обусловлена влиянием некоторых языков.
4. Перед обращением:
| Saluton, kara amiko! «Привет, дорогой друг!»; |
| Estimata sinjoro direktoro! «Уважаемый господин директор!». |
5. Перед словами paĉjo и panjo:
| donaco de panjo «подарок мамы»; |
| Iru al paĉjo! «Иди к папе!». |
6. Традиционно перед написанным с заглавной буквы словом Dio «Бог», если речь идёт о монотеистической религии. Однако употребление артикля в данном случае не является ошибкой.
7. Вместе со словом ambaŭ, поскольку это слово уже само по себе указывает на определённость объектов, к которым оно относится:
| Ambaŭ amikoj venis «Оба друга пришли». |
Артикль не ставится и тогда, когда слово ambaŭ употреблено самостоятельно (в этом случае Л. Заменгоф в ранних текстах употреблял артикль, но впоследствии признал такое его употребление ошибочным):
| Kiu el la amikoj venis? — Ambaŭ venis «Кто из друзей пришёл? — Оба пришли». |
8. Перед личными местоимениями: mi, li, ili и др.
9. Вместе с притяжательными местоимениями (за исключением случая, описанного в I, п. 12):
| mia libro «моя книга», |
| nia domo «наш дом». |
В стихах Л. Заменгоф допускал употребление la при наличии в составе словосочетания притяжательного местоимения:
| Ho la profeta mia antaŭsento! «О, пророческое моё предчувствие!». |
Как правило это имело место при отклонении от обычного порядка слов для логического усиления прилагательного:
| Kun sia karaktero la sincera li ne esploros la rapirojn «Он со своим характером открытым рапиры проверять навряд ли станет». |
PAG считает подобные обороты возможными в поэзии, хотя и не советует злоупотреблять ими; такого же мнения придерживаются некоторые современные поэты. Мы же полагаем эти примеры следствием отсутствия чётких правил употребления артикля в начальный период и не рекомендуем такую постановку
Виктор Топоров (1946–2013) был одним из самых выдающихся критиков и переводчиков своего времени. В настоящем издании собраны его статьи, посвященные литературе Западной Европы и США. Готфрид Бенн, Уистен Хью Оден, Роберт Фрост, Генри Миллер, Грэм Грин, Макс Фриш, Сильвия Платт, Том Вулф и многие, многие другие – эту книгу можно рассматривать как историю западной литературы XX века. Историю, в которой глубина взгляда и широта эрудиции органично сочетаются с неподражаемым остроумием автора.
Монография представляет собой комплексное исследование функционирования танатологических мотивов в художественной литературе. Опираясь на богатые традиции изучения проблемы смерти в гуманитарной танатологии и литературоведении, автор выделяет специфическую область знания – литературоведческую танатологию, призванную выявлять и систематизировать танатологические элементы в литературе. Точкой отсчета для литературоведческих изысканий в этой сфере выбирается теория мотива, позволяющая сконцентрировать внимание на роли одного компонента текста в организации произведения, авторской творческой системы и даже исторически обусловленной художественной парадигмы.
Современная технологическая революция ежегодно обеспечивает нас новыми форматами и видами текстов – от электронных писем и электронных книг до блогов и твиттера, меняя не только способы распространения и чтения литературы, но и способы ее создания. В то же время некоторые термины из тех, что вошли в обиход совсем недавно, возвращают нас к глубинам истории литературы. В яркой, увлекательной форме гарвардский профессор Мартин Пачнер исследует историю фундаментальных произведений, созданных за четыре тысячелетия в разных концах планеты, – от «Эпоса о Гильгамеше» и Илиады до романов о Гарри Поттере, излагает новый взгляд на чудесное явление, именуемое литературой, и делает попытку предугадать ее дальнейшую судьбу и пути влияния на нас с вами. «Чем глубже я погружался в историю литературы, тем сильнее меня охватывало волнение.
Набоков ставит себе задачу отображения того, что по природе своей не может быть адекватно отражено, «выразить тайны иррационального в рациональных словах». Сам стиль его, необыкновенно подвижный и синтаксически сложный, кажется лишь способом приблизиться к этому неизведанному миру, найти ему словесное соответствие. «Не это, не это, а что-то за этим. Определение всегда есть предел, а я домогаюсь далей, я ищу за рогатками (слов, чувств, мира) бесконечность, где сходится все, все». «Я-то убежден, что нас ждут необыкновенные сюрпризы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«И снова Лев Толстой и его конфликт с Церковью, сколько можно?!» – скажет читатель, вяло листая книгу, – и будет не прав. Есть конфликты в истории, к которым человечество возвращается время от времени – не потому, что открылись новые факты, а потому что на новом витке жизни старый конфликт неожиданно наполняется иным содержанием и требует иного толкования и иного анализа. Меняется общество, ломаются традиционные представления – не говоря уже о взглядах отдельного человека. И сейчас, когда Церковь стала занимать заметное место в общественной жизни и в сознании многих людей, вопрос: за что же ее так невзлюбил великий русский классик, невзлюбил настолько, что, забросив творчество, встал один на один в борьбе с нею – требует ответа на уровне нашего сегодняшнего понимания.