Грамматика цивилизаций - [44]

В Индостане 80 миллионов мусульман живут рядом или даже смешаны с населением, исповедующим индуизм или анимизм, они являются частью особой экономической структуры, т. е. оказываются наполовину потерянными для ислама. Индия и Пакистан — это две огромные густо населенные территории, разделяющие единое географическое пространство. В Китае 10 миллионов мусульман являются особой категорией населения: можно сказать, что они уже окончательно потеряны для ислама. В Черной Африке некогда победоносный ислам деформируется под воздействием местных религиозных верований.

Исламское вероисповедание этой части населения часто служит им аргументом в борьбе за национальное самосознание, средством самозащиты. Но для ислама, рассматриваемого как единое целое, они тем не менее потеряны или все больше от него отдаляются: есть много мусульманских стран, которые уже не смотрят столь пристально, как раньше, в сторону Мекки, не принимают массового участия в паломничествах и не примыкают стройными рядами к политической идее эффективного и унитарного панисламизма. Отдаленность, политический фактор, атеизм, потеря веры способствуют этому процессу. После 1917 г. в Мекке побывало не более нескольких сотен паломников из СССР.

• Правильно ли представлять теперешний ислам «эпохой Гарибальди»? Внутри мусульманских стран, на Ближнем Востоке, панисламизм наталкивается на проявления местного обостренного национализма.

Распад в сентябре 1961 г. О.А.Е. (Объединенной Арабской Республики, ставшей результатом слияния Египта и Сирии) является характерным примером. Пакистан, Афганистан, Иран, Турция, Ливан, Сирия,

Мусульмане в современном мире
(Карта не отражает распространение ислама в Индии, которая ранее почти полностью была мусульманской)

Ирак, Иордания, Саудовская Аравия, Тунис, Алжир, Марокко, Мавритания, Йемен — все они представляют собой суверенные страны с характерными для них особенностями, зачастую враждебные друг к другу, хотя эта враждебность может маскироваться сиюминутной солидарностью в отношениях с внешним миром и его опасностями.

Отчаянный национализм толкает население и особенно молодежь, прежде всего студенчество этих стран, к вызывающим и драматическим действиям, которые с предвзятой тонки зрения западного жителя кажутся не соответствующими нашему времени. У нас слишком много причин сожалеть о своем недавнем национализме, за который Европа так дорого заплатила, чтобы безучастно смотреть на рост местных националистических движений в эпоху создания европейского Общего рынка. Тем более что все эти националистические движения оказываются направленными против Запада.

Справедливо ли такое отношение? Вот что говорит афганский интеллектуал Наджмуддин Баммат (1959): «Ислам вынужден переживать сегодня одновременно религиозную революцию, сопоставимую с Реформацией, моральную и интеллектуальную революцию, которую можно сравнить с движением Буря и натиск в Германии (это можно сопоставить с эпохой Просвещения и Просвещенного деспотизма в XVII1 в.), социально-экономическую революцию, сравнимую с той, что имела место в Европе в XIX в. (индустриальная революция); к тому же в эпоху существования крупных региональных систем (понимай: существования восточного и западного блоков. — Авт.) ислам переживает более мелкие национальные революции. В момент, когда заключаются договоры планетарного масштаба, мусульманские страны все еще ищут и ждут своего Гарибальди».

Нужно понимать, что мы вовсе не хотим очернить светлую память Гарибальди. Но войны за национальное объединение, в прошлом необходимые, имели для Европы хорошо известные катастрофические последствия.

Окажется ли благотворным для ислама его нынешнее разделение на национальности? Не приведет ли оно мусульманские государства в тупик, поскольку современное мировое хозяйство не позволяет подобного дробления? Не является ли оно источником опасных конфликтов? Каждая независимая страна, обладающая хоть какой-то военной силой, интерпретирует по-своему, на языке собственных интересов и претензий, понятия панисламизма или панарабизма. Так поступают на виду у всего мира Пакистан, Ирак, Египет, открывая дорогу другим.

Однако этот национализм представляется неизбежным этапом национального развития, платой за ту очевидную роль, которую национальное самосознание играло в ходе борьбы за независимость. Каждый отдельный национализм был и остается «контрколониализмом», противоядием от иностранного господства, фактором освобождения.

Нас не должно также удивлять, что каждый арабский национализм имеет схожую с другими черту — враждебность к Израилю, своему старому противнику. Созданное сразу после Второй мировой войны, государство Израиль предстает в их глазах делом рук Запада, причем ненавистного Запада. Замечательные технические достижения Израиля, основанные на капиталах, пришедших со всего мира, его демонстрация силы в борьбе против Египта (в 1948 г., Суэцкая кампания 1956 г. с победным маршем малочисленной израильской армии через Синайский полуостров) вызывают зависть, страх и враждебные чувства, которые наслаиваются на давние противоречия. Жак Берк справедливо пишет: «Осмелюсь сказать, что арабы и евреи — это богоизбранные народы. Но для дипломатов и военнополитических штабов два таких народа — это слишком много! Непримиримый конфликт кроется как раз в родственной близости противников, ведущих свое происхождение от Авраама, выбравших монотеизм в качестве религии… По отношению к Западу они пошли разными путями. Одни внутри