Гракх Бабёф и заговор «равных» - [20]

Обращает на себя внимание то, что в данный период Трибун народа если и одобряет, если и оправдывает якобинцев, то делает это чрезвычайно осторожно. Несмотря на то что в номерах с двадцать восьмого по тридцать второй Бабёф противопоставляет термидорианский режим режиму II года и делает выбор в пользу второго, нельзя сказать, что он открыто хвалит монтаньяров. В его текстах невозможно найти ни одной достаточно четкой фразы, которая, без поправок на контекст, однозначно свидетельствовала бы об одобрении якобинизма. Думается, этот факт достаточно показателен. Высказывая одобрение деятельности Конвента II года, Бабёф даже не пользовался термином «монтаньяры»: где-то он говорит просто о периоде до 9 термидора, где-то называет Гору «плебейской партией»{165}, где-то использует выражение «подлинный Конвент»{166}. В подобной позиции чувствуется стремление к осторожности, потребность лавировать, желание похвалить якобинцев так, чтобы при этом и не хвалить их, одобрить и не одобрять одновременно. Едва ли это объясняется тем, что Бабёф боялся открыто хвалить якобинцев и монтаньяров: ведь на правительство он нападал вполне открыто, да и терять ему было уже нечего, он и так уже находился на нелегальном положении. При этом отношение Бабёфа лично к Робеспьеру оставалось отрицательным: тот по-прежнему фигурировал лишь как деспотичный вождь террористического режима{167}.

Таким образом, тексты зимних номеров «Трибуна народа» 1794–1795 гг. отнюдь не свидетельствуют, что Бабёф стал отождествлять себя с якобинцами и «людьми II года». Скорее они показывают, что будущий вожак коммунистического заговора нашел точки соприкосновения и проявлял готовность к сотрудничеству с ними.

Причем такое сотрудничество, хотя и в тайне для всех, отчасти уже имело место.

* * *

Если о союзе и разрыве Бабёфа с Гюффруа говорится в каждой монографии, затрагивающей этот период жизни предводителя «равных», то найти в литературе сведения о том, кто после Гюфруа стал издателем «Трибуна народа», значительно сложнее. Туманное заявление Бабёфа о том, что «подписка на эту газету принимается в Бюро, которое патриоты легко найдут», а аристократы «напрасно потратят время, пытаясь найти его»{168}, надолго ввело историков в недоумение. На выпусках газеты типография указывалась как «Типография Трибуна народа», то есть издание фактически выходило анонимно. Подписан был лишь № 28: «Imprimerie de Franklin»{169}. Следующим издателем Бабёфа, взявшимся за выпуск «Трибуна народа», начиная с двадцать девятого номера, Роуз называет Жана Дивернуа (Divernois){170}. Это не совсем точно. Обнаруженная в РГАСПИ копия документа из Национального архива Франции позволяет не только внести ясность в вопрос об издателе, но и по-новому взглянуть на эволюцию взглядов Бабёфа зимой 1794/1795 гг.

В рассматриваемый период будущий вождь «равных» уже находился на нелегальном положении и разыскивался властями (подробнее о его преследовании и заключении речь пойдет далее). Одновременно шла охота за распространителями его сочинений. В конце января 1795 г. полиция задержала главную распространительницу «Трибуна народа» Анну Фремон (Frémond), которая сообщила на допросе, что Бабёф сам приносил газеты к ней в Пале-Эгалите (бывший Пале-Руаяль), где она работает, а также о том, что другие распространители «Трибуна народа» работают на Новом мосту{171}. Аресты газетчиков продолжились: 6 февраля было схвачено сразу три человека: Жан Дивернуа, его жена и Луи Пьер Ланоэ (Lanoë). Протоколы их допросов и позволяют узнать, кто именно печатал газету Бабёфа{172}.

Тридцатисемилетний Дивернуа, которого Роуз назвал издателем, в действительности был лишь работником типографии Рамле (Ramelet) на улице Жокле. На допросе он отрицал все обвинения в распространении радикальных памфлетов. Когда ему указали на то, что его адрес известен как место, где можно получить якобинскую публицистику, он отвечал, что это ошибка. В связях с другими распространителями аналогичных листков Дивернуа тоже не признался. Когда у него спрашивали, печатался ли в типографии Рамле тот или иной памфлет, он отвечал, что этого не знает и не интересуется даже тем, что сам печатает.

Жена Дивернуа Фелисите Лалу (Laloux) заявила, что вообще не слышала ни о каких листках. Да, ее муж работает в какой-то маленькой типографии, но всего шесть дней, так что она еще не выучила имени хозяина, да и какое жалованье у мужа, сказать не может. Домой Дивернуа никаких сочинений из типографии не приносил, хотя жене это все равно, так как она и читать-то не умеет.

О сорокалетнем Ланоэ в протоколе говорится, что он на протяжение четырех лет входил в число якобинцев, работал в бюро этого Общества, при нем жил и одобрял всю политику клуба, после закрытия которого переквалифицировался в распространителя прессы. Ланоэ задали всего один вопрос: предлагал ли он некой гражданке Лефевр издание «Трибун народа» и знает ли его автора? Бывший якобинец ответил, что, напротив, брал у этой женщины экземпляры газеты для распространения и не знает ни автора, ни издателя. Зато он отнес Лефевр восемь дюжин экземпляров шестнадцатого номера якобинского