Графоман - [19]

Надеюсь, что читатель простит автору некоторое отклонение от сюжета нашего сочинения, да, конечно, непременно простит, ведь Вы же помните, тот круг читателей, на который сочинитель ориентируется при написании данного повествования, а потому вернемся лет на двести назад, вспомнив героев того времени, воплощённых в образах Онегина и Печорина. Что говорили нам о них на уроках литературы? Помните? Ну, кто учился в советской школе, тот конечно помнит, а кто окончил школу в теперешнее время… Откройте советский учебник литературы, если у Вас он есть, а если нет, то любой литературный сайт, посвященный классике и прочтите. Кем были те люди, герои девятнадцатого века? Скучающие дети богатых родителей, которым не приходилось трудиться, чтобы заработать себе на жизнь, у которых не было великих идей, да и откуда они могли взяться, если жизнь перед ними не ставила никаких задач?

— Стоп! Стоп! — скажите Вы. — Что Вы тут нам лапшу вешаете? Какие герои девятнадцатого века? Какие Онегины и Печорины? Вы рассказываете нам об обыкновенных, современных наших «мажорах»!

Дети богатых родителей, сколотивших самыми разнообразными, чаще всего криминальными способами некоторое состояние, добившихся определенного положения в обществе, дети, у которых нет никаких целей в жизни, никаких проблем, которые прожигают жизнь подобно тем дворянским детям первой половины девятнадцатого века. Чем отличаются они, герои нашего времени от героев времён от нас несколько отделённых? Практически ничем, разница лишь в том, что вместо балов и прекрасных дам, у нынешних — ночные клубы, бордели и проститутки, вместо бальных танцев — кривлянья стриптизерш, и ещё одно небольшое отличие, — те, решая возникавшие меж ними споры, вызывали друг друга на дуэль, эти — нанимают киллера.

Зачем это всё? Какое отношение это имеет к нашему сочинению? Да, самое прямое! «Мажоры» начала девятнадцатого века явились плодородной почвой, на которой произрастает многострадальная русская интеллигенция, пуская корни свои вглубь этого общества, питаясь их соками, живя их бедами, и потом, переболев ими, эта, с позволения сказать русская, интеллигенция учит нас, как нужно жить. А являлась ли эта интеллигенция русской? Ведь общались они между собой на французском, говорить на русском считалось дурным вкусом, все они смотрели на Запад, жили их укладом, равнялись на их «ценности», от них перенимали понятия демократии, свободы и равенства.

Русскую интеллигенцию мы воспринимали лишь в части их стремления свергнуть самодержавие и устроить демократию по западному образцу, разрушив Российскую империю. Но когда империя эта была разрушена и на месте ее образовался Советский Союз, то эта либеральная интеллигенция стала бороться за разрушение Советского Союза, не находя в нём вожделенной для них свободы, путая «Голос Америки» с голосом совести. А когда и Советский Союз рассыпался на множество осколков «независимых» «суверенных» обломков бывшей некогда Великой державы, русская интеллигенция стала прилагать все усилия к тому, чтобы разрушить и то, что ещё осталось. Многие писатели и поэты, которые самоотверженно боролись с «преступным» коммунистическим режимом, обрушив этот режим и ужаснувшись условиям жизни при разгулявшейся свободе, сбежали за рубеж, и теперь, глядя оттуда, важно поучают нас, как нужно жить.

Если русскую интеллигенцию, поставившую Россию на край гибели в феврале семнадцатого, породили Онегины и Печорины, «мажоры» начала девятнадцатого века, то к каким же бедам может привести интеллектуальная элита современного общества, взращенная на «мажорах» нынешних?

Современная российская элита обучается в западных ВУЗах, по западным программам, считает достойными лишь тех, кто свободно владеет английским, относясь ко всему русскому с пренебрежением. Они трепетно относятся к писателям-либералам шестидесятых годов двадцатого столетия, сочувствуют их гонениям и преследованиям со стороны соответствующих спецслужб, они определяют мировоззрение издательств, взгляды редакторов различных журналов и интернет-изданий.

Но, вернемся к нашему герою. Были ли у Василия Петровича шансы стать писателем? Писателем признанным, издаваемым и читаемым? Да, никаких! Ни малейших шансов на признание у Василия Петровича не было, да и быть не могло. «Но отчего же? — спросите Вы. — Неужели он действительно так плохо писал, не имел никакого таланта и был обыкновенным графоманом, которому для реализации своих амбиций следовало бы обращаться не в издательства, а в соответствующие медицинские учреждения?» Если бы это было действительно так, то не стоило бы ему посвящать это сочинение, поскольку повествование о жизни подобных героев пишут люди со специальным медицинским образованием, и называется такое повествование историей болезни. Нет, дело в совершенно ином.

К современной творческой интеллигенции, происхождение которой сочинитель кратко описал несколько выше, относился Василий Петрович не так, как следовало бы относиться тому, кто желает быть изданным и признанным. Он прохладно относился к Пастернаку, не любил Галича, терпеть не мог Солженицына, не восторгался Довлатовым, неуважительно относился к Аксёнову, и даже бестселлер творческой интеллигенции, «Золотой теленок» и «Двенадцать стульев» вызывали в нем не столько смех, сколько страх и неприятие тех явлений, которые и привели в конце концов к краху общество социализма. Может быть, он был идейно убежденным коммунистом, и не принимал ни малейшей критики социалистического общества? Нет, идейно убежденным он не был, не было у него ни стихов, ни рассказов, воспевающих коммунистические идеалы, подобных тем, что заполняли в своё время страницы провинциальных газет и журналов. Но однажды на концерте всемирно известного советского сатирика Аркадия Райкина он увидел то, отчего пришёл в ужас. Великий сатирик высмеивал пороки социалистического общества, а в зале сидели те, кто пороки эти собою олицетворял, вальяжные, ухоженные мужчины, расфуфыренные, увешанные дорогими украшениями дамы, они смеялись, они аплодировали, и Василию Петровичу стало страшно, он понял, что смеялись они не над пороками нашего общества, они смеялись над нами, наивными, доверчивыми обывателями, которые были убеждены, что пороки, высмеянные великим комиком, уйдут, растают, словно утренний туман. А они, сидящие в зале, знали, что скоро, очень скоро, то, что высмеивал Райкин, станет нормой жизни, и они, торгаши, подпольные миллионеры станут в этой жизни хозяевами. Время это пришло, и великие сатирики и юмористы внесли в дело развала социализма не менее весомый вклад, чем диссиденты шестидесятых годов, воспевающие западные ценности, ловившие сквозь шорох помех под одеялом всевозможные «голоса», выдавая потом в своих произведениях мысли, навеянные этими «голосами», за голос совести.