Графиня Монте Карло - [87]

Но его волновало и другое. Еще в большей степени. Вчера прибыл Саша-Буратино. Они встретились и поболтали о том, о сем. Наследник Папы Карло пытался узнать, когда фирма «Три «К»-траст» вернет двадцать миллионов. А потом, когда речь зашла о старом графе и его молоденькой дочери, Саша вдруг проговорился, заявив, что старик лишь производит и продает вино, а вся финансовая империя принадлежит именно дочери, которой все досталось в наследство от разных богатых родственников, удалившихся на покой в мир иной.

— И сколько у нее, — поинтересовался как бы между прочим Кухарский, — в смысле состояния?

— Никто не знает, — тихо ответил Саша, — говорят, что очень много. Не один миллиард и не два.

— Долларов? — прохрипел Филипп, голос которого неожиданно сел.

— Не фантиков же, — ответил парень. — Говорят, что она самая богатая женщина в мире.

— Девушка, — поправил Кухарский, а про себя подумал: «Господи, так она же не замужем. И к тому же красавица».

А поздним вечером, уже перед сном, оставшись в одних трусах и подняв одеяло, чтобы залезть в постель, он вдруг подошел к окну, увидел подсвеченный прожекторами силуэт Эйфелевой башни и прошептал:

— Помоги мне, Господи.

Он даже перекрестился три раза, но все равно это показалось ему неубедительным. Надо было прочитать молитву.

— Отче наш. Иже еси на небеси…

Дальше Кухарский текста не знал. Но быстро перекрестился и скороговоркой произнес:

— Господи, сделай так, чтобы она в меня втюрилась. Аминь!

И вот не прошло и суток, как он прочитал страстную молитву, а она уже вышла на него, сделала вид, что не заметила, демонстративно отдала приказание своим рабам, но Филипп видел, он внимательно смотрел, и потому от него ничего не укрылось: лицо у надменной аристократки дрогнуло, когда он подошел. А она видела его, его ослепительную улыбку, она не могла остаться равнодушной и не осталась! Втюрилась!! Господи, да будет Воля Твоя!!! Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!!! Без труда рыбку, то есть птичку… Попалась в сети!!! Ча-ча-ча!

Утром Анечка принарядилась и поехала в сторону Монмартра, припарковала машину возле входа в кафе, посмотрела на себя в зеркальце заднего вида, поправила прическу и осталась довольна. Быстренько прокрутила в голове и все возможные варианты разговора, если вдруг Андрэ начнет запинаться и юлить, то она сама скажет, что он ей очень нравится. Пусть потом попробует отвертеться от признания в любви, после чего можно будет целоваться некоторое время и сходить побродить по Парижу, зайти в какое-нибудь кафе и веселить друг друга смешными историями.

Аня поднялась на седьмой этаж, перевела дух и шагнула к двери. Остановилась в недоумении. Прилепленный кнопкой, на двери висел согнутый вдвое лист бумаги. Аня сорвала его и увидела написанное по-французски.

«Прощай, друг Франко! Ночью я улетаю в Нью-Йорк. Мою мазню продай, а деньги, которые ты принес от Нее, Ей же и возврати. Они за холодильником. Я взял оттуда на авиабилет. Но ты добавь, а потом вернешь себе, продав мои работы. Прости, что так вышло, но я не могу, когда Она рядом. Я узнал, кто Она на самом деле. Богатые не выходят замуж за нищих художников. Прощай. Андрэ R.»

— Дурак, — сказала Анечка и заплакала.

Потом вытерла платочком слезы и улыбнулась: «Все-таки он любит меня». Впрочем, она всегда это знала. Подумаешь — Нью-Йорк! Она сейчас вернется в отель, скажет Миррей, и та обзвонит авиакомпании и узнает, каким рейсом улетел Андрэ… или нет — Эндрю? Она узнает все — и фамилию, и все, что надо. Поручит каким-нибудь частным детективам, и те сообщат и его домашний адрес, и телефон. Сбежать захотел! Не выйдет, молодой человек! А то другу записку оставил и даже не подумал, что она сама к нему может придти.

Она выскочила из машины и пошла ко входу в гостиницу, еле сдерживаясь, чтобы не побежать. Опять у входа дежурит Кухарский. Аня даже губу закусила, чтобы не сказать ему какую-нибудь гадость. Естественно, по-русски — любой из всех известных ей языков слишком беден.

— Буэно сера, синьорина, — улыбнулся он.

— Бон джорно, — ответила она и побежала.

Филипп смотрел ей вслед и улыбался.

«Втюрилась, — думал он, — еще как втюрилась!»

Он вспомнил, как блестели ее глаза, как она закусила губу, когда увидела его, вероятно, сдерживая счастливую улыбку, и как побежала прочь, боясь, что не устоит на месте.

— Милая, — прошептал Филипп, — милая моя миллиардерша! Никуда ты от меня не денешься. В Россию за мной примчишься. Все вы, бабы, одинаковые, что графини, что секретарши.

Пускай она сегодня убежала, он подождет. Он готов потерпеть еще немного, потому что так хорошо вокруг.

И на сердце Кухарского тоже было хорошо, настолько замечательно, что он поспешил к себе в номер, чтобы открыть бутылочку райского напитка с волшебным названием «Мускат Монте Карло».

Глава пятая

Филипп спросил: — Ну, теперь-то я Вам ничего не должен?

— Нет, — ответил Саша, — мне лично Вы не должны ничего.

Кухарский откинулся на спинку кресла, смотрел, как Буратино прячет в бумажник уведомление о переводе двадцати миллионов долларов на швейцарский счет фирмы «Анна Оливетти Компани», и усмехался. Смешной человек, этот подручный Папы Карло, думает, что такой опытный финансист, как Филипп Антонович Кухарский, не понимает его расклада? Парнишка его же деньгами рассчитается с поставщиком, снимет свою маржу, а потом, когда придут двадцать миллионов за вино, возьмет на них вторую партию. А кому он предложит ее? Конечно же, опять ему. Пускай позабавится: это будет его последний заработок — скоро за вином он придет не к старому плейбою-графу, не к молоденькой застенчивой графине, а к нему — управляющему и совладельцу финансовой империи «Оливетти», к мужу самой красивой женщины, которую кто-либо когда-нибудь видел. Ну придет Буратино в старинный замок, а ему скажут: