Графиня Кейт - [17]

Эрнест охотно с ней согласился, прибавив, что дома у них есть большая галерея со статуями и что лучше нее в мире нет места, чтобы бегать и шуметь.

— Ах, как я хотела бы там побывать! — воскликнула Кейт, усаживаясь на перила лестницы, которая в ходе игры была объявлена ее домом. — Вот бы мне увидеть статую!

— Статую? Да тебе, я думаю, всякий день приходится их видеть.

— О, я же не о тех больших статуях, которые стоят на улице или в парке! Эти уродины изображают Ахиллеса, поднимающего кверху щит, точно зонтик! Нет, я бы хотела видеть произведение великого ваятеля Джулио Романо[9]!

— Но он не был ваятелем!

— Нет, был! Разве не он сделал… как ее звали?.. Гермиону! По крайней мере, у Шекспира сказано, что он!

— У Шекспира? Так ты видела «Зимнюю сказку»[10] на сцене?

— Нет, папа… то есть дядя Вардур читал нам ее в прошлом году на Рождество.

— А я видел ее в театре. Мы с Альфредом ходили туда прошлой весной с гувернером.

— Ах, пожалуйста, давай представлять ее! Посмотри, вот тут на стене прибит маленький кронштейн, мне всегда хотелось стать на него и изображать, как Гермиону, которую муж уже считает умершей, показывают ему в виде статуи работы Джулио Романо.

А когда он начинает сожалеть о том, что приказал умертвить бедняжку, она вдруг спускается с пьедестала под звуки музыки. Вон там стоит маленький орган, мы его заведем, и это будет наша музыка.

— Хорошо, тогда я буду лев или медведь, растерзавший придворного, которому поручено было умертвить дочку Гермионы Пердиту, а он вместо этого отвез ее на остров.

— Да, да, отлично! А я буду придворный! Только прежде нужно сделать из подушек люльку для Пердиты.

— А где будет Богемия?

— В зале! А ковер на лестнице будет море, потому что оттуда тетки не услышат рычания льва и медведя!

Предосторожности эти не были лишними. Рев льва и ворчание медведя, как и пронзительный крик придворного хоть и долетали до гостиной, но в довольно приглушенном виде и не производили на взрослых сильного впечатления.

Но когда леди Джейн подписывала какую-то деловую бумагу, из-за занавески раздался громкий крик:

— Ай! Ай! Он подламывается, трещит! Сними меня, Эрнест! Помоги, скорее! Ой!

Затем что-то рухнуло на пол, заставив леди Джейн так вздрогнуть, что перо выпало из ее рук.

Вколоченная в штукатурку маленькая дощечка красного дерева служила лишь для того, чтобы ставить на нее лампу, но никак не годилась в качестве пьедестала для молоденькой леди. Как только стул, с помощью которого Кейт забралась на эту конструкцию, был отодвинут, дощечка начала отделяться от стены. Спрыгнуть девочке было некуда: внизу находилась лестница.

Эрнест, смеясь над глупым, как ему казалось, страхом девочки, преспокойно продолжал заводить орган. Тут дощечка вдруг переломилась, и Гермиона, так и не дождавшись аккомпанемента нежной музыки, спустилась вниз даже слишком быстро!

Когда лорд Лапоэр и леди Барбара выбежали из гостиной, их изумленным взорам предстали только две ноги, болтавшиеся над перилами, да изумленный Эрнест, который не знал, смеяться ему или плакать.

Лорд подхватил Кейт на руки, сел с ней на ступеньки и начал ощупывать ее. Юная графиня всхлипывала от страха и боли.

Мужчина строго посмотрел на сына:

— Не ты ли, друг мой, стал причиной этого несчастья?

— Нет, конечно! — запротестовала Кейт. — Просто я была Гермионой!

— Ну да, папа, — подтвердил Эрнест, — во всем виновата штукатурка!

Лорд Лапоэр едва мог сохранить серьезный вид при этом объяснении детей. Впрочем, к веселью примешивалась и легкая досада: он всегда благоговел перед леди Барбарой и не хотел, чтобы дети представали перед ней не в лучшем свете.

— Я очень рад, что не случилось чего-нибудь худшего, — сказал он. — Вам бы следовало, леди Кергвент, выбрать пьедестал покрепче, чтобы воздвигнуть себе статую!

— Называйте меня Кейт! — прошептала девочка ему на ухо, краснея еще больше.

Лорд Лапоэр улыбнулся и погладил ее по руке:

— Думаю, нам следует идти просить прощения! Боюсь, это происшествие расстроит леди Джейн, а если это действительно случится, то нам несдобровать!

Он был прав. Леди Барбара, выбежавшая из гостиной только для того, чтобы выяснить, не переломал ли кто себе костей, быстро вернулась назад, чтобы успокоить сестру, для которой испуг никогда не проходил даром и которая лежала теперь на диване почти без чувств. Лорд Лапоэр вошел в комнату, держа за руку Кейт, и выглядел куда более виноватым, чем его сын, которого только забавляло все случившееся.

Леди Барбара взглянула на них очень серьезно и важно, но лорд Лапоэр принялся так мило извиняться, что она скоро смягчилась. К тому же этот удивительный человек все повернул таким образом, что даже леди Барбаре было трудно удержаться от смеха.

Тетка не имела обыкновения бранить Кейт при гостях. Но добрый джентльмен убедил ее не выражать своего неудовольствия и после его отъезда.

— Я не покину ваш дом, пока не получу обещания, что моя маленькая подруга Кейт никогда больше не услышит упреков в том, что сегодня приключилось, — сказал он.

Леди Барбаре пришлось согласиться, и она сдержала свое обещание: ни разу не упрекнула племянницу ни за неловкий поклон лорду Лапоэру, ни за отрывочные ответы и дерзкий громкий разговор, ни за придумывание неподобающих игр, ни даже за просьбу о пособии для церкви.