Графиня Кэтлин - [3]

Шрифт
Интервал

Не злись! – Она мне хочет отплатить
За оплеуху, что я ей отвесил.
Сейчас, увидите, охолонет.
С тех пор, как в этой край пришла нужда,
Мы цапаемся с ней, как два волчонка.

Мэри

Я вам не стану стряпать – потому,
Что видела, в каком неладном виде
Вы были там, за дверью.

Тейг

                     Вот в чем дело!
Из-за того, что брякнул мой отец,
Она считает, господа, что вы –
Из тех, кто не отбрасывает тени.

Шеймас

Я ей сказал, что мог бы пригласить
Хоть бесов; вот старуха и струхнула.
Но вы – такие ж люди, как и мы.

Первый купец

Как странно, что в нас могут заподозрить
Лишенных тени духов! Что на свете
Вещественней купца, который вас
Продаст и купит?

Мэри

              Если вы не бесы
И есть у вас излишек, – помогите
Голодным беднякам.

Первый купец

                 Мы помогли бы,
Да где найти их?

Мэри

              Поищите лучше.

Первый купец

От неразумной милостыни – зло.

Мэри

Примеривать и взвешивать не худо,
Да только не в такие времена,
Когда беда переполняет чашу
И тянет коромысло вниз.

Первый купец

                     Но если
Уже мы взвесили и рассудили?

Второй купец

Пусть каждый принесет нам свой товар,
И он получит цену, о которой
И не мечтал.

Мэри

          Откуда ж ему взяться,
Товару?

Первый купец

      Что-то же у вас осталось.

Мэри

Мы все давно продали – скот и птицу,
Поля и инвентарь.

Первый купец

               Не всё, однако.
Есть нечто зыбкое – купец рискует,
Приобретая это, – вроде тучки,
Ненужное, которое зовут
Бессмертным в сказках.

Шеймас

                   Тот товар – душа?

Тейг

Я уступлю свою – не голодать же
Из-за какой-то тучки!

Мэри

                  Тейг и Шеймас…

Шеймас

Что толку в этом зыбком – бедняку?
Бог от щедрот своих послал нам голод,
А бес нам денег даст.

Тейг

                 И гром не грянет.

Первый купец

Вот доля каждого.

Шеймас хочет взять деньги.

               Нет, погоди.
Сперва исполните нам работенку.

Шеймас

И здесь обман! Как кренделем, поманят
Посулом выкупить товар ненужный –
И тут же запрягут. Известный фокус!
А я попался, как молокосос.

Первый купец

Тут каждому отдельная цена,
Но плата – после сделанной работы.

Тейг

Идет.

Мэри

    О Боже! Что же ты молчишь?

Первый купец

Вы будете кричать у всех дверей,
На перекрестках и на перепутьях,
Что мы скупаем человечьи души,
Давая столько, что любому хватит
Прожить в довольстве до тех пор, пока
Не стихнет голод. Так по-христиански
Мы делаем.

Шеймас

          Что толковать! Пошли.

Тейг

Тут побежишь, когда такие деньги.

Второй купец (поднимаясь)

Постойте! Чтобы убедить людей,
Слов мало. Вот вам денег на удачу.

Бросает на пол мешок с деньгами.

Свободно тратьте: наш Хозяин щедр.

Тейг останавливается и поднимает деньги. Они с Шеймасом уходят.

Мэри

О душегубы! Бог накажет вас!
Он вас иссушит как сухие листья,
Сметенные Судьбой к его вратам.

Второй купец

Ругайся сколько влезет – Он не слышит.

Первый купец

Бесчисленных, как листья, нас Хозяин
Наслал на мир губить посев людской,
Как насылают саранчу. Когда же
Он сам придет, когтями раздерет
Луну и звезды бледные погасит.

Мэри

Бог всемогущ.

Второй купец

           Надейся на него.
Ты будешь есть щавель и лебеду,
Пока не ослабеешь до того,
Что за порог переползти не сможешь.
Мы поглядим.

Мэри падает без чувств.

Первый Купец поднимает свой коврик, переносит к очагу и смотрит на огонь, потирая руки.

            Чуть не вцепилась в нас.
Итак, сверните шею этой куре,
Пошарьте там, на полках, нет ли хлеба,
Муку рассыпьте на пол, наколите
На вертел эту птицу и зажарьте.
Хвала Хозяину, все превосходно,
Поужинаем мы и отдохнем,
В золе горячей согревая пятки.

Сцена вторая. Перед занавесом

Лес с виднеющимся вдалеке замком. Вся нарисовано плоскими красками, без светотени, на узорчатом или золотом фоне.

Входит принцесса Кэтлин, опираясь на руку Айлиля, следом за ними Уна.

Кэтлин (останавливаясь)

У этой медом пахнущей поляны
Должно быть, тоже есть своя легенда?

Уна

Вот, наконец, и замок!

Айлиль

                   Говорят,
Что тыщу лет назад жил человек,
Любивший Королеву духов Мэв
И от любви погибший. До сих пор
Она сюда приходит в полнолунье,
Покинув хоровод, – ложится наземь
И стонет, и вздыхает здесь три дня,
Росою слезной окропляя щеки.

Кэтлин

Так любит до сих пор?

Айлиль

                   Нет, госпожа,
Пытается его припомнить имя.

Кэтлин

Прискорбно о любви забыть, и все же –
Разумней было бы заспать печаль
И уж не вспоминать…

Уна

                 Вот дом ваш, леди!

Айлиль

Она покоится в гранитном склепе
На ледяной вершине Нокнарей,
Пока ее подруги чутко дремлют,
Качаясь на волнах, – но стоит ей
Позвать, как сразу, радостно взбурлив,
Они на берег прыгнут и пойдут
Плясать под лунном светом до упаду,
И юношей любить самозабвенно,
Отчаянно – и забывать скорей,
Чем полюбили, – и стенать о том,
Стенать и горевать в ночь полнолунья.

Кэтлин

Не оттого ли жизнь у них долга,
Что память коротка?
Людская память –
Лишь пепел, засыпающий огонь,
Когда он гаснет, – а они живут,
Бессмертно и безудержно пылая.

Уна

Взгляните, вот он, дом ваш, госпожа!

Кэтлин

Его мы чуть не минули, болтая.

Айлиль

Проклятье! Если бы не этот дом,
Явившийся некстати, я узнал бы,
О чем мечтает королева Мэв,
И до сих пор ли бледные плясуньи
Так страстно, кратко любят…

Уна

                       Обопритесь
Мне на руку; не подобает слушать

Еще от автора Уильям Батлер Йейтс
Кельтские сумерки

Уильям Батлер Йейтс (1865–1939) — классик ирландской и английской литературы ХХ века. Впервые выходящий на русском языке том прозы "Кельтские сумерки" включает в себя самое значительное, написанное выдающимся писателем. Издание снабжено подробным культурологическим комментарием и фундаментальной статьей Вадима Михайлина, исследователя современной английской литературы, переводчика и комментатора четырехтомного "Александрийского квартета" Лоренса Даррелла (ИНАПРЕСС 1996 — 97). "Кельтские сумерки" не только собрание увлекательной прозы, но и путеводитель по ирландской истории и мифологии, которые вдохновляли У.


Туманные воды

Эта пьеса погружает нас в атмосферу ирландской мистики. Капитан пиратского корабля Форгэл обладает волшебной арфой, способной погружать людей в грезы и заставлять видеть мир по-другому. Матросы довольны своим капитаном до тех пор, пока всё происходит в соответствии с обычными пиратскими чаяниями – грабёж, женщины и тому подобное. Но Форгэл преследует другие цели. Он хочет найти вечную, высшую, мистическую любовь, которой он не видел на земле. Этот центральный образ, не то одержимого, не то гения, возвышающегося над людьми, пугающего их, но ведущего за собой – оставляет широкое пространство для толкования и заставляет переосмыслить некоторые вещи.


Тайная роза

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стихи

Уильям Батлер Йейтс — В переводах разных авторов.


Смерть Кухулина

Пьеса повествует о смерти одного из главных героев ирландского эпоса. Сюжет подан, как представление внутри представления. Действие, разворачивающееся в эпоху героев, оказывается обрамлено двумя сценами из современности: стариком, выходящим на сцену в самом начале и дающим наставления по работе со зрительным залом, и уличной труппой из двух музыкантов и певицы, которая воспевает героев ирландского прошлого и сравнивает их с людьми этого, дряхлого века. Пьеса, завершающая цикл посвящённый Кухулину, пронизана тоской по мифологическому прошлому, жившему по другим законам, но бывшему прекрасным не в пример настоящему.


Пьесы

Уильям Батлер Йейтс (1865–1939) – великий поэт, прозаик и драматург, лауреат Нобелевской премии, отец английского модернизма и его оппонент – называл свое творчество «трагическим», видя его основой «конфликт» и «войну противоположностей», «водоворот горечи» или «жизнь». Пьесы Йейтса зачастую напоминают драмы Блока и Гумилева. Но для русских символистов миф и история были, скорее, материалом для переосмысления и художественной игры, а для Йейтса – вечно живым источником изначального жизненного трагизма.


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.