Граф Брюль - [69]

Взглянул молодой Тарло и не мог оторвать взгляда от чудного видения.

В ложе графини Сулковской сидела молодая девушка. При дворе ее никто не видел и не знал; судя по лицу, можно было заключить, что она знатного происхождения. Все тогдашние красавицы отличались крепким телосложением и полнотою форм; худенькие, небольшого роста девушки мало кому нравились. Все знаменитые фаворитки Августа II походили на лесных богинь; все искусные наездницы, они любили охоту и стрельбу, не боялись ни зверей, ни человека. Незнакомая девушка, сидевшая возле графини Сулковской, была красавицей, именно в таком роде; она походила ча пышный, здоровый цветок, взросший на плодородной почве; румяная, сложенная как Диана, черноокая и чернобровая, она смотрела гордо и прямо; но эта смелость скорее происходила от детского незнания жизни, нежели от светской опытности. Она смотрела на все ее окружавшее с невинным восхищением. Черное платье с кружевами, отделанное пунцовыми лентами, еще более увеличивало ее пленительную красоту. Все с любопытством спрашивали друг у друга:

— Кто это такая?

Франя тоже с любопытством рассматривала свою соседку. Графиня Мошинская не спускала с нее глаз. Молодежь отправилась собирать сведения, но ничего не узнала, кроме того только, что это была родственница графини, приехавшая из Вены.

Между тем Сулковский, дождавшись, когда Брюль вышел отдать должное приветствие жене, и остальные также удалились, наклонился к Августу и тихо заговорил:

— Ваше величество, вы восхищаетесь творениями искусства, но разве не следует удостаивать взглядом живые творения рук Создателя. Хотя графиня Штейн далекая родственница моей жены, но я, без хвастовства, осмеливаюсь обратить внимание вашего величества на ее необыкновенную красоту; ни Тициан, ни Поль Ве-ронезе не производили ничего подобного.

Услышав эти слова, король с удивлением и даже с упреком взглянул на своего любимца и, ни слова не отвечая, снова сосредоточил все свое внимание на примадонне.

Сулковский замолчал, но зная хорошо характер Августа, он был уверен, что после некоторой борьбы с собою, король разыграет ту самую сцену, которая произошла с картиной Тициана. Он не ошибся в расчете.

Король не замедлил взглянуть, очень осторожно на прелестную Штейн, но, будто пораженный, он поспешно отвернулся в другую сторону; однако, через минуту, он уже не смея повернуть головы, опять бросил несколько взглядов туда, где сияла нововосходящая звезда. Должно быть, эти взгляды заметила Франя и, вероятно, без всякой цели, как будто погрозила своим белым пальчиком.

Между тем, король уже аплодировал певице, будто ее одну он только видел и слышал; по его примеру по всей зале раздалось оглушительное браво.

Однако легко можно было заметить, как Фаустина, нахмурив брови, смотрела на короля, как Франя на него нетерпеливо поглядывала, а графиня Мошинская зорко следила за своим мужем и за министром, злобно улыбаясь; также из незаметных укромных уголков бросались многозначительные взгляды, которым из первых рядов отвечали тем же.

Наконец загремел последний хор на сцене… и замолк в пространстве, подобно затихающей буре… Все поднялись с своих мест — опера закончилась. Прекрасная Штейн, героиня этого вечера, также встала с своего места, и все могли видеть ее стройную фигуру; но король не смел взглянуть туда, и едва замолкли последние звуки музыки, он удалился.

— Прямо отсюда надо идти к конфесионалу, — воскликнул Дялынский, обращаясь к своему товарищу. — Мы не привыкшие ничего подобного ни видеть, ни слышать, выйдем пьяные отсюда, а пока все угомонится на душе и в голове, и придет в надлежащий порядок, человек измучится. Это, сударь мой, называется вводить в соблазн и больше ничего.

Тарло засмеялся.

— Но не знаю, можно ли встретить где-нибудь столько красавиц. Дялынский нагнулся к нему и прошептал:

— Да есть такие сирены, душа моя, от которых нужно убегать, закрыв глаза и заткнувши уши.

В замке, по обыкновению, еще до двенадцати часов после ужина все разошлись. Брюль, получив распоряжения, уехал домой. Сул-ковский остался. Отец Гуарини, хотя также по вечерам забавлял короля, но на этот раз совсем не явился. Фрош и Шторх уже стояли по углам. Король сейчас же отправился к себе, облекся в халат и закурил трубку; в комнатах Жозефины табачный дым не допускался. Вообще, в те времена, все курящие имели для того отдельные комнаты, потому что дамы не могли переносить табачного дыму.

Итак, король с своим любимцем остались вдвоем. В этот вечер граф был чрезвычайно весел, но король, напротив, задумчивее, чем когда-либо более.

— Ваше величество, — заговорил граф, — я не мог заметить, удостоили ли вы взглянуть на Аделаиду Штейн? Как она чудно хороша! Его величество, покойный Август Сильный, не спустил бы с нее глаз.

Король обернулся; открыл рот, хотел что-то сказать, но замолчал.

Сулковский засмеялся и поцеловал руку короля.

— Старый слуга его величества, — сказал он, — не может надивиться вашей добродетели. Однако королю можно себе больше позволить, нежели обыкновенному смертному; вы живете как бедный шляхтич, не смея поднять глаз на мир Божий! Сегодня я замечал как все дамы бросали восхищенные взгляды на светило, оно же взглянуть на них не хотело. Аделаида Штейн призналась моей жене, что в жизни не видала более красивого мужчины, чем ваше величество.