Град Ярославль - [20]

— А скажи мне, сыновец, не кривя душой. Надолго ли тебя каменное изделье потянуло? Не повернешь оглобли?

— Не поверну, дядя, — твердо произнес Первушка. — Мнится мне, на всю жизнь буду привязан к камню.

— Ишь ты, — протянул Анисим. — Ну, да Бог с тобой. Может, когда-нибудь и впрямь храм из камня поставишь.

— А прорубь я тебе помогу вырубить, дядя. В любых делах подсоблю.

— Да чего уж там. Нелидка у меня семижильный, справимся.

…………………………………………………

Первушка даже не заметил, как пролетели три месяца. Все-то было ему занятно, хотя в первый же день Надей Светешников заявил:

— Дабы стать каменных дел мастером, надо пройти нелегкий и долгий путь. Допрежь всего в ярыжках надо походить и ко всему дотошно приглядываться.

Поманил пальцем долговязого парня в посконной рубахе ниже колен.

— Вот тебе напарник. Неделю назад ко мне заявился.

Купец тотчас поспешил к сараю, из которого валил дым, а напарник пытливо глянул на Первушку, да так пытливо, будто цыган лошадь покупал.

— Ради деньги пришел?

В серых, настороженных глазах усмешка, и этот насмешливый взгляд задел Первушку.

— После Бога — деньги первые. И барину деньга господин. А как же? Ты, небось, тоже на купецкие денежки польстился? Купец-то, сказывают, не прижимистый. Полушка за полушкой в мошну потечет. В богатеи выбьемся.

Напарник сердито сверкнул глазами.

— Не хочу с таким работать!

Молвил — и пошел к каменному подклету.

«Ершистый, но, кажись, не только ради деньги к Надею притопал».

Первушка подошел к парню и хлопнул его по плечу.

— Не серчай, друже. Пошутил я.

— Бери заступ, бадью — и за песком, — хмуро проронил напарник.

Песок и воду молодые ярыжки подтаскивали к подклету, где работные люди готовили раствор в известковых «творилах». Тут же стояли кади, ушаты и шайки для воды. Подходил подмастерье, брал гребок и проверял известь. Иной раз смолчит, другой — прикажет:

— Четь бадьи с водой и два заступа песку.

Работные вновь принимались за раствор, пока мастер Михеич, пожилой сухопарый мужик с гривой льняных волос, перехваченных узким кожаным ремешком на загорелом, продолговатом лбу, не кивнет:

— Буде.

Кладку вели из белого тесаного камня в один ряд по обеим сторонам стен. Середину заполняли бутом, булыжником, небольшими камнями и поливали их сверху известью.

Иногда к подклету приходил Светешников, залезал по лестнице наверх, придирчиво смотрел за выкладкой стен, озабоченно спрашивал:

— Ладно ли будет, Михеич?

— Авось, стены выдержат, Надей Епифаныч.

— Авось… У русского всегда так: авось, небось, да как-нибудь. На трех крепких сваях стоит. Ты мне это забудь, Михеич!

— Так ить не лапоть плетем, Надей Епифаныч, а новину церковную. Такой невиданный подклет зараз до ума не доведешь. Храм-то высоченный ты задумал, в несколько ярусов, да о пяти главах. Толику промахнешься — и поползет подклет.

— Иноземного зодчего возьму, коль уверенности нет!

— Ради Бога, — разобиделся мастер, и начал спускаться с постройки.

Первушка уже ведал, что Михеич слыл первейшим печником Ярославля. Такие изразцовые печи выкладывал, что любо, дорого взглянуть. Едва уломал его Надей на свою «новину». А когда ударили по рукам, купец сказал:

— Ярославль славен обителью и каменным собором Успения. Ни единой же приходской каменной церкви во всем граде нет. Пора заиметь, Михеич. Но дело сие непростое, требует особинки. Надо под Москву сходить, в село Мячково, где мужики белый камень добывают. Сходить не одному, а с малой артелью, дабы на каменоломне поработать, а после того наведаться под Андроньевский монастырь, где кирпичный промысел зело процветает.

— Велика ли артель, и на какой харч полагаться?

— Полагаю, пятерых рабртных хватит. На корм же денег не пожалею. Главное, каменное и кирпичное дело изрядно уразуметь.

Все лето провела артель в Подмосковье. Надей Светешников чутко выслушал рассказ Михеича, многое из речи мастера записал в книжицу, а затем молвил:

— Работным людям досконально поведай. И не единожды.

Посчастливилось услышать Михеича и Первушке.

— В Мячкове белый камень обделывают каменотесы и каменосечцы. Готовят плиты разных размеров и доставляют в Москву. Но каменное строительство, как мы изведали, еще издревле повелось, почитай, с десятого века, когда Владимир Красно Солнышко возвел себе в Киеве каменный дворец и Десятинную церковь, а уж потом и Москва стала камнем принаряжаться… Едва мы прибыли в Мячково, как угодили на приказного крючка. Немедля всех переписал и молвил, что отныне мы занесены в книгу Приказа Каменных дел, и что по первому запросу Приказа все обязаны явиться на государевы постройки. На каменоломне досталось нам, ребятушки. Пыль столбом, глаза ест. Не так-то просто многопудовый камень из ямы вытащить, и лучше всего вытянуть его сырым.

— Для чего, Михеич? — спросил Первушка.

— А для того, ребятушки, что сырой камень легче ломать и тесать, пока из него вся сырость не вытянет. Тесали же особым сечивом, что на стрелецкую секиру схож. Скоблили, гладили, покуда камень нужной величины не достигнет. Величина же — в зависимости от заказа. Для одной церкви нужно камень сотворить шириной и длиной в аршин, толщиной в пол-аршина, для другой — больших или меньших размеров. Храмы-то разные ставят. Однако ошибка в аршинном камне допускалась в один вершок. Если же длина камня была меньше обычной на полтора-два вершка, то два таких камня принимались за один. Так что глаз да глаз, ребятушки.