Грачевский крокодил - [5]

Шрифт
Интервал

— О крокодилѣ-то?

— О, насчетъ крокодильныхъ дѣловъ-то! проговорилъ онъ, заливаясь смѣхомъ, причемъ глаза его сузились еще болѣе, а ротъ растянулся до ушей, обнаживъ искрошенные зубы. — Вотъ гдѣ грѣха-то куча! Большущій вить, желтопузый, съ волкомъ двадцать!…

— Какъ? подхватила Анфиса Ивановна. — Развѣ ихъ двадцать?

— Сорокъ, пятнадцать, всѣ кургузые, одинъ безъ хвоста…

— Кургузые?… развѣ ты видѣлъ? добивалась Анфиса Ивановна.

— Вотъ грѣха-то куча! продолжалъ между тѣмъ Иванъ Максимычъ, даже та не подозрѣвая ужаса Анфисы Ивановны. — Должно ухарскій какой-нибудь!… Вѣдь этакъ чего добраго, крокодилъ-то пожалуй насчетъ проглачиванія займется… и всѣхъ насъ-то!..

Анфиса Ивановна махнула рукой и приказала ѣхать. Домой Анфиса Ивановна воротилась чуть живая, и несмотря за то что по пріѣздѣ приняла тройную порцію капель, она чувствовала что сердце ея совершенно замираетъ. Она бросилась въ комнату Мелитины Петровны чтобы хоть отъ вся почерпнуть что-либо успокоивающее, но Мелитина Петровна, увидавъ тетку съ чепчикомъ съѣхавшимъ съ затылка и съ шалью тащившеюся по полу, только расхохоталась и ничего успокоительнаго не сказала.

Анфиса Ивановна легла спать, положила возлѣ себя горничную Домну, а у дверей спальни лакея Потапыча, чего прежде никогда не дѣлала, и несмотря на это долго не могла заснуть, а едва заснула какъ тутъ же изъ-подъ кровати показался крокодилъ и, обвивъ хвостомъ спавшую на полу Домну, приподнялъ свое туловище по направленію къ кровати и разинувъ огненную пасть проглотилъ Анфису Ивановну!

IV

Участокъ Анфисы Ивановны былъ не особенно большой, но за то на немъ было все что вамъ угодно: и заливные дуга, и лѣсъ, и прекрасная рѣка изобиловавшая рыбой и превосходная глина изъ которой выдѣлывались горшка почитавшіеся лучшими въ околодкѣ, а земля была до того плодородна что никто не запомнитъ чтобы на участкѣ Анфисы Ивановны былъ когда-нибудь неурожай. Домикъ Анфисы Ивановны былъ тоже небольшой, но онъ смотрѣлъ такъ уютно, окруженный зеленью сада, что невольно привлекалъ взоръ каждаго проѣзжавшаго и проходившаго. Въ саду этомъ не было на одного чахлаго дерева, напротивъ все задорилось и росло самымъ здоровымъ ростомъ, обильно снабжая Анфису Ивановну и яблоками и грушами, и вишней… Люди склонные къ зависти ругали Анфису Ивановну на чемъ свѣтъ стоитъ.

— Вѣдь это чортъ знаетъ что такое, прости Господи! горячились они. — Ну посмотри сколько яблоковъ, сколько вишни! У меня въ саду хотъ бы одна вишенка, а у этой старой карги вишня осыпная!… А какова пшеница-то!.. И на кой чортъ, спрашивается, ей все это нужно!…

Но Анфиса Ивановна даже и не подозрѣвала что яблоки ея пораждали всеобщую зависть и жила себѣ преспокойно въ своей Грачевкѣ, окруженная такими же стариками и старухами какъ и она сама.

Анфиса Ивановна была старушка лѣтъ семидесяти, маленькаго роста, сутуловатая, сухая, съ горбатымъ носомъ старавшимся какъ-будто изо всей мочи понюхать чѣмъ пахнетъ подбородокъ Анфисы Ивановны. Зубовъ у Анфисы Ивановны не было, но несмотря за это она все-таки любила покушать и пожевать. Жеваньемъ она ограничивалась только въ тѣхъ случаяхъ когда не могла проглотить недостаточно разжеваннаго. Такъ расправлялась она съ яблоками, грушами, мясомъ и высосавъ сокъ украдкой вынимала остальное изо рта и украдкой же бросала подъ столъ. Вслѣдствіе этого у того мѣста гдѣ кушала Анфиса Ивановна прислуга всегда находила комки непроглоченной пищи; таковые же комки попадались за диванами, комодами и другою мебелью. Тѣмъ не менѣе однако Анфиса Ивановна была старушка чистоплотная, любившая даже при случаѣ щегольнуть своими старыми нарядами и турецкими шалями. Память Анфиса Ивановна утратила совершенно; ничего не помнила что было вчера, за то все что было лѣтъ тридцать, сорокъ тому назадъ она помнила превосходно. Когда-то Анфиса Ивановна была замужемъ, но давно уже овдовѣла и, овдовѣвъ, въ другой разъ замужъ не выходила. Поговаривали что въ этомъ ей не было никакой надобности, такъ какъ по сосѣдству проживалъ какой-то капитанъ тоже давно умершій, но все это было такъ давно и Анфиса Ивановна была такъ стара что даже трудно вѣрилось чтобъ Анфиса Ивановна могла когда-нибудь быть молодою и увлекательною. Дѣтей у Анфисы Ивановны ни при замужествѣ, ни послѣ таковаго не было. Она была совершенно одна, такъ какъ племянница Мелитина Петровна пріѣхала къ старухѣ очень недавно и не болѣе какъ за мѣсяцъ до начала настоящаго разказа.

Прислуга Анфисы Ивановны отличалась тѣмъ что у каждаго служащаго была непремѣнно какая-то старческая слабость къ своему дѣлу. Такъ напримѣръ экономка Дарья Ѳедоровна была помѣшана на вареньяхъ и соленьяхъ. Буфетчикъ, онъ же и лакей, Потапычъ только и зналъ что обметалъ пыль и перетиралъ посуду и каждая вещь имѣла у него собственное свое имя. Такъ напримѣръ одинъ стаканъ зазывался у него Ваняткой, другой Николкой; кружка же изъ которой обыкновенно пила Анфиса Ивановна называлась Анфиской. Горничная Домна не на шутку тосковала, когда ей нечего было штопать; прикащикъ же Захаръ Зотычъ былъ рѣшительно помѣшанъ на веденіи конторскихъ книгъ и разныхъ отчетовъ и вѣдомостей. Всѣ эти старики и старухи жили при Анфисѣ Ивановнѣ съ молодыхъ лѣтъ и ничего нѣтъ удивительнаго что всѣ они сжились такъ что трудно было бы существовать одному безъ другаго. Всѣмъ имъ было ассигновано жалованье, но никогда и никто его не спрашивалъ, потому что никому деньги не были нужны. Жалованья этого такимъ образомъ накопилось столько что еслибы всѣ служащіе вздумали одновременно потребовать его, то Анфисѣ Ивановнѣ нечѣмъ было бы расплатиться. Жалованья никто не требовалъ и Анфиса Ивановна даже и не помышляла о выдачѣ таковаго. Да и зачѣмъ? Каждый имѣлъ все что ему было нужно и каждый смотрѣлъ на погреба и кладовыя Анфисы Ивановны какъ на свою собственность, какъ на нѣчто общее, принадлежащее всѣмъ имъ, а не одной Анфисѣ Ивановнѣ; зачѣмъ же тутъ жалованье?…


Еще от автора Илья Александрович Салов
Иван Огородников

САЛОВ ИЛЬЯ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1834–1903) — прозаик, драматург. Детство Салова прошло неподалеку от Пензы в родовом имении отца Никольском, расположенном в живописном уголке Поволжья. Картины природы, написанные точно и поэтично, станут неотъемлемой частью его произведений. В 1850 г. переехал в Москву, служил в канцелярии Московского губернатора. Занимался переводами модных французских пьес. Написал и издал за свой счет две собственные пьесы. В 1858–1859 гг. одно за другим печатаются произведения Салова, написанные под ощутимым влиянием «Записок охотника» Тургенева: «Пушиловский регент» и «Забытая усадьба» («Русский вестник»), «Лесник» («Современник»), «Мертвое тело» («Отечественные записки»), В 1864 г.


Рассказы охотника

САЛОВ ИЛЬЯ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1834–1903) — прозаик, драматург. Детство Салова прошло неподалеку от Пензы в родовом имении отца Никольском, расположенном в живописном уголке Поволжья. Картины природы, написанные точно и поэтично, станут неотъемлемой частью его произведений. В 1850 г. переехал в Москву, служил в канцелярии Московского губернатора. Занимался переводами модных французских пьес. Написал и издал за свой счет две собственные пьесы. В 1858–1859 гг. одно за другим печатаются произведения Салова, написанные под ощутимым влиянием «Записок охотника» Тургенева: «Пушиловский регент» и «Забытая усадьба» («Русский вестник»), «Лесник» («Современник»), «Мертвое тело» («Отечественные записки»), В 1864 г.


Волки

«Андриан завыл… вой его раскатился по лесу, пробежав по холмам и долам, и словно отозвался эхом. Но то было не эхо, а отклик старого волка. Отклик этот раздался из глубины оврага. Андриан замолк, и мертвая тишина снова водворилась… но тишина эта продолжалась недолго. Вой из оврага послышался снова, Андриан подхватил его, и два эти голоса словно вступили в беседу, словно принялись обмениваться вопросами и ответами. Я притаился, перестал дышать, а вой волков словно приближался. К старому хриплому голосу присоединились более свежие – и потрясающий Концерт начался…».


Паук

САЛОВ ИЛЬЯ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1834–1903) — прозаик, драматург. Детство Салова прошло неподалеку от Пензы в родовом имении отца Никольском, расположенном в живописном уголке Поволжья. Картины природы, написанные точно и поэтично, станут неотъемлемой частью его произведений. В 1850 г. переехал в Москву, служил в канцелярии Московского губернатора. Занимался переводами модных французских пьес. Написал и издал за свой счет две собственные пьесы. В 1858–1859 гг. одно за другим печатаются произведения Салова, написанные под ощутимым влиянием «Записок охотника» Тургенева: «Пушиловский регент» и «Забытая усадьба» («Русский вестник»), «Лесник» («Современник»), «Мертвое тело» («Отечественные записки»), В 1864 г.


Тернистый путь

САЛОВ ИЛЬЯ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1834–1903) — прозаик, драматург. Детство Салова прошло неподалеку от Пензы в родовом имении отца Никольском, расположенном в живописном уголке Поволжья. Картины природы, написанные точно и поэтично, станут неотъемлемой частью его произведений. В 1850 г. переехал в Москву, служил в канцелярии Московского губернатора. Занимался переводами модных французских пьес. Написал и издал за свой счет две собственные пьесы. В 1858–1859 гг. одно за другим печатаются произведения Салова, написанные под ощутимым влиянием «Записок охотника» Тургенева: «Пушиловский регент» и «Забытая усадьба» («Русский вестник»), «Лесник» («Современник»), «Мертвое тело» («Отечественные записки»), В 1864 г.


Николай Суетной

САЛОВ ИЛЬЯ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1834–1903) — прозаик, драматург. Детство Салова прошло неподалеку от Пензы в родовом имении отца Никольском, расположенном в живописном уголке Поволжья. Картины природы, написанные точно и поэтично, станут неотъемлемой частью его произведений. В 1850 г. переехал в Москву, служил в канцелярии Московского губернатора. Занимался переводами модных французских пьес. Написал и издал за свой счет две собственные пьесы. В 1858–1859 гг. одно за другим печатаются произведения Салова, написанные под ощутимым влиянием «Записок охотника» Тургенева: «Пушиловский регент» и «Забытая усадьба» («Русский вестник»), «Лесник» («Современник»), «Мертвое тело» («Отечественные записки»), В 1864 г.


Рекомендуем почитать
После потопа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жену купил

«Утро. Кабинет одного из петербургских адвокатов. Хозяин что-то пишет за письменным столом. В передней раздается звонок, и через несколько минут в дверях кабинета появляется, приглаживая рукою сильно напомаженные волосы, еще довольно молодой человек с русой бородкой клином, в длиннополом сюртуке и сапогах бурками…».


Девичье поле

Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.



Кухарки и горничные

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.


Алгебра

«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».