Гойя - [51]

Единственное, что можно говорить с уверенностью, — отношения художника и герцогини были на самом деле близкими, хотя и недолгими, но для обоих они означали очень много. Прекрасная Каэтана вскоре составляет по всей форме свое завещание. Вероятно, врачи предупреждали ее о том, что она страдает опасной болезнью — и возможно, что они не ошиблись. В завещании герцогиня оставила огромное богатство своим друзьям и слугам, но художник Гойя там не упомянут. Зато в завещании было прописано приличное пожизненное содержание, рента, в пользу любимого сына Франсиско Гойи Хавьера. Возможно, что Франсиско рассказывал ей о том, что мальчик хочет учиться на художника, и она хотела думать, что у гениального отца будет такой же гениальный сын. Своих детей у нее не было — отсюда и рента для Хавьера.

Герцогиня не могла предугадать, насколько бесполезным был ее дар. Красавчик Хавьер смолоду сообразил, что он — наследник не из бедных, и не прилагал серьезных усилий в области чего бы то ни было, включая искусство. Он прожил долгую жизнь симпатичным бонвиваном, богатым потомком великого отца, носителем славного имени по праву рождения. На нем природа отдохнула. Слишком много сил она затратила на его отца. Не будем хаять сына, он был как будто совсем неплохой человек. Такой комплимент означает, в сущности, — ни то ни се, ни богу свечка ни черту кочерга. Не упрекайте автора за эти досадливые интонации. Иногда обидно за своего героя, почти как за себя самого.

Каковы бы ни были отношения герцогини и художника, они были недолгими, и возможная близость (какой бы смысл мы ни вкладывали в это слово) продлилась несколько месяцев, и вряд ли более того. Каэтана не хотела привязываться к людям надолго. Это не говорит о непостоянном характере или ветрености избалованной кокетки. Она боялась связывать себя узами чувств именно с близкими ей людьми. Вероятно, она предвидела (ей предсказывали как врачи, так и гадалки), что ее жизнь будет недолгой. Гордость не позволяла ей объяснять близким людям свои обстоятельства и оправдывать свой образ жизни. Можно не сомневаться в том, что Гойя и сам понял, почему она такая. Догадки некоторых искусствоведов о том, что изображения ветреных и опасных соблазнительниц, этих союзниц темных демонических сил, в некоторых картинах и особенно в гротескных графических листах Гойи говорят о том, что он был уязвлен разрывом, жаждал мести и по-своему мстил бывшей любовнице, намекая на ее непостоянство — это беспомощные попытки не знающих жизни книжных существ. У него как раз во время разрыва с Каэтаной появились заботы и проблемы более масштабного свойства.

Он спускается в ад и пишет чудовищ. Словно делая выводы из последних сорока листов «Капричос», мастер создает картины на тему нечистой силы и шабаша ведьм. Такова картина «Большой козел» (Gran Cabron), которая принадлежит, вообще говоря, к магически-ведьминской серии, но идет дальше. Она изображает кошмарный ритуал принесения ведьмами младенцев в жертву огромному рогатому существу, изображающему самого Сатану. Такие сюжеты вряд ли годились для гобеленов, но постоянные почитатели Гойи вполне могли приветствовать такую сцену и даже повесить такое у себя в закрытом на ключ кабинете, чтобы прислуга и дети не видели то, что им видеть не полагается.

Царство Вельзевула исследуется параллельно с изучением красот и соблазнов мира сего. Образ Каэтаны возникает в нескольких галантных сценах с дамами и кавалерами, которые явно принадлежат к высшему обществу, но принимают участие в общенациональной игре «делай как махо» или «делай как маха». Прекрасная женщина и гримасы ада фигурируют в этом искусстве рядом друг с другом, как будто это две стороны одной медали.

Здесь самое время спросить о том, как реагировала на поведение своего знаменитого мужа скромная сеньора Хосефа де Гойя, строгая и немногословная мать шестерых (или более) детей художника, его законная спутница жизни. Приходится сказать жестокую истину: в Испании не было такого, чтобы законная жена стала бы привлекать внимание общественности к амурным приключениям своего супруга. Она знала, что ей никто не посочувствует, если она будет жаловаться на невнимание мужа или его долгие отлучки. Жалеть не станут — но оценят ее стойкость и сдержанность, если она стоически и гордо промолчит и не даст виду, будто ее трогают пересуды людей.

Увы, уже не первое столетие в Испании существует кодекс поведения Дон Хуана. Мужчину невозможно осуждать за приключения на стороне. Осуждают за трусость в бою, а также за отказ содержать жену и детей. Предательство и неблагодарность как форма предательства — вот что непростительно. Связи с женским полом вне брака, как это ни странно, обществом не осуждались и предательством не считались, что бы там ни говорили католические прелаты, как бы ни цитировали третью заповедь — не пожелай жену ближнего своего. Испания воевала, ее мужчины плавали за моря и пересекали континенты, завоевывали и отстаивали владения по всему миру. Кто и как мог бы им сказать это самое «не пожелай»? Идальгос привыкли посмеиваться над попами, а просвещенная интеллигенция унаследовала эту манеру от предков. Природа человека такова, что грех неизбежен. Раскаивайся в содеянном, будь щедр и великодушен к своим детям, законным и незаконным, тогда ты достойный человек и настоящий испанец. Сеньора Хосефа отлично понимала эти правила игры, как понимал их и отец ее детей.