Говорю от имени мертвых - [53]

Никто не знает точно, но слухи утверждают, что вот так мотаться душа между иным миром и нижним может бесконечно, пока что-то особенное не случится. Опять же понять, что именно нужно совершить, чтобы в верхний мир попасть, сказать некому — пришедшие из нижнего мира предыдущих жизней не помнят совершенно, могут рассказать только о том, что было в этой жизни. Потом вжик и пропал, а куда опять непонятно, поэтому данных много, а выводов сделать некому.

Но Панкрат как-то втаскивал души принудительно в наш мир — это факт! Хотя обойти отключение памяти не смог — это тоже факт. Возможно, процесс перехода, реинкарнации, воплощения — это вполне формализованная технологическая процедура, одним из этапов которой является как раз отключение памяти.

Любопытно, кто всё это придумал, настроил, поддерживает тысячи и миллионы лет в исправном состоянии? Бог? Интересно, а кто или что такое Бог? Откуда у него все эти знания? Хотя, соглашусь, это вопрос из области бесконечности, ответа на который не знает никто.

Павел Васильевич рассказывал и рассказывал, явно соскучившись по собеседнику, а меня уже тянуло куда-то с непреодолимой силой. Мне и слова не сказать, не попрощаться, не поблагодарить Курбатова за труды, потому что спелёнат по рукам и ногам, чувствую себя не более, чем коконом, уже лечу куда-то в темноту к очередному свету.

Из тучи мыслей мотыльком в пламени свечи бьётся одна — только бы не помереть окончательно!

На какое-то мгновение меня окутало призрачное сияние, в котором я тотчас же узнал барьер, поток живительной энергии наполнил до самой последней клеточки, почувствовав неимоверное свербение в носу, я оглушительно чихнул!

— Убираем желудочный зонд! Да, не дёргайте вы так, не из бочки вытаскиваете, живой человек! — ругался врач неведомо на кого.

Странно, но я ничего не видел, слышал, как через вату, зато отлично чувствовал, как из меня, из самых глубин что-то вытягивают похожее на длинный шланг. Хотелось отрыгнуть это, но желудок и пищевод делали лишь жалкие попытки, не в силах что-то изменить.

Отчаянно заныло всё тело разом, словно в него вцепились тысячи игл или острых зубов, захотелось пить, как будто не пил сто лет, но сказать об этом не получалось, так как губы отказывались подчиняться.

— Ишь ты, выкарабкался, — удивился врач, — а я ему уже направление в морг выписывал, хотел нашим «потрошителям» работки подкинуть, — дежурно пошутил он.

Мне захотелось увидеть всё происходящее своими глазами, но возможность видеть со стороны куда-то пропала, сменившись обычными для живого человека слухом и зрением. Живого?! Значит, я живой!!!

— Людочка, переводите пациента в интенсивную терапию, нечего ему тут койку занимать, — в сухом приказном тоне врача звучало, тем не менее, удовольствие от победы в споре со смертью.

Мы ещё поживём, мы ещё… что это меня в сон клонит?

— Пусть пока поспит, — слова врача звучали всё тише и тише, как медленно гаснущий свет в театре, — ни к чему силы тратить на борьбу с ощущениями. И обезболивающего добавь, ему сейчас всё это не помешает с таким букетом ранений.

— Сделаем, Виктор Васильевич! — бодро отвечала Людочка. — А куда его? В третью или в шестую?

— Людочка, солнышко, ты его жену помнишь? Ну, так чего спрашиваешь? В первую, в отдельную! И чтобы всё по высшему классу, а то ведь сожрёт с дерьмом! И как всё сделаешь, позвони ей, пусть приедет — сейчас можно. И душевности побольше, всё-таки человек. с деньгами!

ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ

Снотворного явно не пожалели. Когда я открыл глаза, в палате чувствовалось присутствие Светки в каждом уголке, пахло едой, мёдом и её духами. Сама она сладко спала на диванчике рядом с моей кроватью. Не хотелось её будить, но организм требовал своего, отчаянно трезвоня, что необходимо срочно избавиться от разного рода внутреннего содержимого. Попытка самостоятельно добраться до туалета привела к тому, что я с грохотом свалился на пол, утянув за собой клеёнку со стола, уставленного тарелками, банками, стаканами.

На шум прибежала медсестра. Светка подскочила и, спросонок не разобравшись, накинулась на неё с упрёками. Потом они объединёнными усилиями дотащили меня до унитаза и по моей настоятельной просьбе оставили в одиночестве, убедившись, что я крепко держусь за поручень.

Весьма неприятно чувствовать себя беспомощным, какой-то удар по самолюбию — ты мужик, тебе двадцать пять лет, а тебя, как дитя малое, на горшок усаживают и с ложечки кормят. Нужно срочно набираться сил! Легко сказать, а как? Снова подпитаться от барьера? Пробовал — чувствуешь себя значительно бодрее, но сил мышцам это не добавляет, тут только зарядка, обычная физическая зарядка, никакой магии.

— Господи, Мишечка, как же я напугалась, когда мне позвонили, — жаловалась Светка, кормя меня кашей. — Они же толком ничего сказать не могут, говорят, сбила машина, лежит без сознания, повезли в больницу. В какую больницу, в каком состоянии? Пока все больницы обзвонила, пока тебя разыскала, а эти громилы меня к тебе не пускают. Твердят, как попугаи — нельзя, да нельзя! Кому нельзя? Мне нельзя? А кому тогда можно? Медсестричке этой грудастой?