Говорить ли президенту? - [4]

Президент села — зрители, охваченные единым порывом, поднялись.

Вся шестнадцатиминутная речь прерывалась аплодисментами раз десять. Но когда, убедившись, что люди на ее стороне, глава высшей исполнительной власти в стране отошла от микрофона, глаза ее уже не были прикованы к шумящей толпе. Она окинула взглядом высоких гостей на трибуне, ища лишь одного человека, которого сейчас хотела видеть. Наконец, высмотрев мужа, она подошла к нему, поцеловала в щеку и, взяв под руку, ушла в сопровождении расторопного церемониймейстера.

Самым ненавистным для Х. Стюарта Найта было нарушение расписания, а сегодня все шло из рук вон плохо. Обед теперь откладывался по меньшей мере на тридцать минут.

Президент вошла в комнату, и все семьдесят шесть гостей встали. Эти мужчины и женщины теперь стояли у кормила Демократической партии. Были здесь и отдавшие предпочтение Флорентине, представители северных штатов, за исключением сторонников сенатора Ральфа Брукса.

Все присутствующие в той или иной степени способствовали ее возвращению в Белый дом, а некоторые уже были членами ее кабинета.

От желающих поговорить с ней за обедом не было отбоя. Меню специально составлено из ее любимых блюд: от супа из омаров до ростбифа. Наконец подали коронное блюдо шеф-повара — шоколадный торт в форме Белого дома. От внимания Эдуарда не ускользнуло, что жена не притронулась к треугольному куску Овального кабинета, поставленному перед ней. «Вот почему ей никогда не приходится думать о лишнем весе», — заметила Мэриан Эдельман, к всеобщему изумлению назначенная на пост министра юстиции. Мэриан что-то втолковывала Эдуарду о важности прав детей. Эдуард пытался слушать, но никак не мог сосредоточиться на предмете разговора.

К тому времени, когда было уничтожено последнее крыло Белого дома и произведено последнее рукопожатие, президент и ее свита опаздывали на инаугурационный парад на сорок пять минут. Когда же они наконец заняли места на смотровой площадке перед Белым домом, из двухсоттысячной толпы им больше всех обрадовался президентский почетный караул, который уже больше часа стоял по стойке «смирно». Как только президент заняла свое место, парад начался. Маршем прошли военные, оркестр морской пехоты США играл все от Сузы[4] до «Боже, благослови Америку». Платформы на колесах с транспарантами от каждого штата, в том числе от Иллинойса — напоминавшая о польском происхождении Флорентины, — сверкали всеми цветами радуги, и от этого на душе у президента становилось легко. Для нее это было не просто серьезное событие в жизни — священное. Только эта страна — единственная в мире — могла доверить верховную власть дочери иммигранта.

Когда трехчасовой парад наконец завершился и последняя платформа с транспарантами скрылась из виду, Джанет Браун, руководитель персонала Флорентины Кейн, наклонившись к президенту, спросила, как та хочет распланировать оставшееся перед первым инаугурационным балом время.

— Подпишу все назначения на должность в правительстве, письма к главам государств и расчищу стол к завтрашнему дню, — последовал немедленный ответ. — На первые четыре года этого хватит.

Президент возвратилась непосредственно в Белый дом. Когда она проходила через южный портик, оркестр морской пехоты грянул «Привет вождю». Не доходя до Овального кабинета, президент сняла пальто. Потом, уверенно сев за роскошный стол, обитый дубом, не спеша оглядела комнату. Здесь все было так, как она хотела. За спиной у нее висела фотография: футбольная тренировка Уильяма и Ричарда. Перед ней лежало пресс-папье с выгравированным изречением Джорджа Бернарда Шоу, которое любила цитировать Аннабел: «Некоторые люди, глядя на реально существующие вещи, спрашивают: «Почему?»; я выдумываю то, чего никогда не было, и говорю: «А почему бы и нет?» По левую руку Флорентины стоял президентский флаг, по правую — государственный флаг США. В центре стола возвышалась копия отеля «Барон» в Варшаве: Уильям, когда ему было четырнадцать, сделал ее из папье-маше. В камине пылал огонь. Со стены на новоиспеченного президента взирал Авраам Линкольн, а за окнами эркеров зеленые лужайки ровной полосой докатывались до памятника Вашингтону. Президент улыбнулась: она снова была дома.

Пододвинув к себе стопку документов, Флорентина Кейн стала бегло просматривать фамилии тех, кому предстояло стать членами ее кабинета. Нужно было сделать более тридцати назначений — каждое Флорентина подписала широким росчерком. Последнее назначение утверждало Джанет Браун на пост руководителя персонала Белого дома. Закончив работу, президент велела немедленно отправить документы в конгресс. Взяв бумаги, которым суждено было определять ближайшие четыре года американской истории, пресс-секретарь поблагодарила ее и спросила, чем президент хотела бы заняться дальше.

— Линкольн советовал всегда начинать с самой сложной проблемы, поэтому давайте займемся проектом закона о владении оружием.

Пресс-секретарь президента вздрогнула: она прекрасно понимала, что война, которой суждено было разгореться по этому вопросу в Белом доме на целых два года, наверняка будет не менее изнурительной и жестокой, чем гражданская при Линкольне. Слишком многие считали владение оружием своим неотъемлемым правом. Она лишь молилась, чтобы все закончилось не так, как после речи Линкольна, призывавшей к отмене рабовладения.