Говори - [42]

Шрифт
Интервал

Он останавливается у моего шкафчика. Я говорю ему, что мистер Шея поставил мне D за доклад о суфражистках.

Дэвид:

— У него были основания.

Я:

— Это был отличный доклад! Ты читал его. Я указала библиографию, и я не скопировала его из энциклопедии. Это был самый лучший доклад. Не моя вина, что мистер Шея не восприимчив к перформансу.

Дэвид делает паузу и предлагает мне стик жевательной резинки. Это успокаивающая тактика, типа той, которую любят присяжные.

Дэвид:

— Но ты пошла неправильным путем. Все суфражистки высказывались в защиту своих прав. Ты не можешь высказаться в защиту своего права на молчание. Это дает плохим парням возможность победить. Если бы суфражистки так поступали, женщины до сих пор не имели бы права голоса.

Я выдуваю пузырь жвачки ему в лицо. Он складывает обертку от резинки в крошечный треугольник.

Дэвид:

— Не пойми меня неверно. Я думаю, что ты поступила достаточно круто, и то, что тебе назначили МВОЗ — несправедливо. Но не ожидай, что что-нибудь изменится, пока ты не выскажешься в свою защиту.

Я:

— Ты всем друзьям читаешь такие лекции?

Дэвид:

— Только тем, кто мне симпатичен.

Мы оба обдумываем это около минуты. Звенит звонок. Я заглядываю в шкафчик в поисках книги, хотя уже знаю, что там ее нет. Дэвид в сотый раз смотрит на свои часы. Мы слышим вопль Самого Главного:

— Люди, шевелитесь!

Дэвид:

— Может, я тебе позвоню.

Я:

— Может, я не отвечу.

Жую. Жую. Надуваю и лопаю пузырь жвачки.

— Может, отвечу.

Он хочет меня пригласить? Вряд ли. Но он хочет чего-то в этом роде. Я думаю, что отвечу, если он позвонит. Но если он прикоснется ко мне, я взорвусь, так что свидание даже не обсуждается. Никаких прикосновений.

Чудовище подкрадывается

После школы я остаюсь поработать над набросками дерева. Мистер Фримен немного помогает мне. Он дает рулон коричневой бумаги и белый мелок, и показывает, как нарисовать дерево тремя быстрыми штрихами. Его не заботит, сколько ошибок я делаю, лишь раз-два-три, «как вальс», говорит он. Снова и снова. Я извожу милю бумаги, но его это не волнует. Может, в этом истоки его самых больших проблем со школьным советом.

Бог трещит в интеркоме и говорит мистеру Фримену, что тот опаздывает на собрание преподавателей. Мистер Фримен говорит те слова, которые вы обычно не слышите от учителей. Он дает мне новый кусок мела и говорит, чтобы я рисовала корни. Ты не сможешь вырастить приличное дерево без корней.

Класс искусств — одно из тех мест, где я чувствую себя в безопасности. Я мурлычу под нос и не беспокоюсь о том, что выгляжу глупо. Корни. Хм. Но я пытаюсь. Раз-два-три, раз-два-три. Я не переживаю насчет следующего дня или минуты. Раз-два-три.

Кто-то щелкает выключателем. В моей голове все замирает. ОНО здесь. Энди Чудовище. Сердце маленького кролика выпрыгивает из моей груди и скачет по бумаге, оставляя кровавые следы на корнях. Он снова включает свет.

Я обоняю его. Надо бы выяснить, где он берет этот одеколон. Думаю, он называется Страх. Это превращается в один из тех повторяющихся кошмарных снов, где вы падаете и падаете, и никак не достигнете пола. Только я чувствую, как будто я врезаюсь в землю на скорости в сотню миль в час.

ОНО:

— Ты не видела Рэйчел? Рэйчел Брюин?

Я сижу совершенно застыв. Может, я могу слиться с металлическими столами и растрескавшимися глиняными горшками. Он идет ко мне большими медлительными шагами. Его запах повергает меня в шок. Я содрогаюсь.

ОНО:

— Она должна была встретиться со мной, но я нигде не могу ее найти. Ты ее знаешь?

Я:

ОНО садится на мой стол, ЕГО нога размазывает мой рисунок мелом, размывая корни в грязный туман.

ОНО:

— Алло? Есть кто-нибудь дома? Ты оглохла?

ОНО смотрит в мое лицо. Я стискиваю челюсти с такой силой, что зубы крошатся в пыль.

Я олень, застывший в луче прожектора тягача с прицепом. Он собирается снова причинить мне боль? Он не может, не в школе. Ведь так?

Почему я не могу кричать, сказать что-нибудь, что-то сделать? Почему я так испугана?

— Энди? Я ждала снаружи.

В комнату входит Рэйчел, она одета в претенциозную цыганскую шаль, юбку и ожерелье из зеркал размером с глаз. Она надувает губы и Энди спрыгивает со стола, разрывая мою бумагу, рассыпая кусочки мела. В дверь входит Иви, случайно сталкиваясь с Рэйчел. Она колеблется — должно быть, чувствует, что здесь что-то происходит — затем берет с полки свою скульптуру и садится рядом со мной.

Рэйчел смотрит на меня, но ничего не говорит. Она должна уже получить мою записку — я отослала ее неделю назад. Я встаю.

Рэйчел делает в нашу сторону полувзмах рукой и говорит «Чао.» Энди обнимает ее за талию, притягивает к себе и они выплывают за дверь.

Иви обращается ко мне, но я не сразу могу услышать ее.

— Ну и дрянь, — говорит она. Отщипывает глину.

— Не могу поверить, что она ходит с ним. А ты? Такое чувство, будто я ее больше не знаю. И он — проблема.

Она прилепляет кусок глины к столу.

— Поверь мне, этот подонок — проблема с большой буквы П.

Я бы с удовольствием осталась и поболтала, но мои ноги не позволяют мне. Я иду домой вместо того, чтобы поехать в автобусе. Отпираю входную дверь и прохожу прямо в свою комнату, иду по ковру, в платяной шкаф, даже не сняв рюкзак. Когда я закрываю за собой дверь шкафа, я зарываюсь лицом в одежду, висящую слева на вешалке, одежду, из которой выросла много лет назад. Затыкаю рот старой тканью и кричу, пока у меня под кожей не остается никаких звуков.


Рекомендуем почитать
Четыре грустные пьесы и три рассказа о любви

Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.


На пределе

Впервые в свободном доступе для скачивания настоящая книга правды о Комсомольске от советского писателя-пропагандиста Геннадия Хлебникова. «На пределе»! Документально-художественная повесть о Комсомольске в годы войны.


Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Полёт фантазии, фантазии в полёте

Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.