Готика Белого Отребья - [9]

И закончится ли его свидание сексом?

Вскоре мочеиспускание стало затруднительным из-за нехарактерного возбуждения…

Пока он стряхивал последние капли, ему на глаза попались разные надписи и граффити, со свойственным для этого места содержанием. Нацарапанные номера телефонов, обещали оральные услуги, женские имена, которые оскорбляли и призирали, мужские имена, которые обвинялись в содомии. Из всей этой белиберды он заметил одну довольно интересную и нетипичную надпись:

B Мэйфэйр-Хаусе говорять,

бродит беременный призрак опять.

Он бушует нагишом,

и охотится с ножом.

Ты с ним шутки не шути,

a услышь - прочь беги.

Жуть, - подумал Писатель. Отрывистый стишок был неприятным, но в то же время несколько любопытным, настолько, что он почувствовал легкое восхищение; он напомнил ему Шелли или Джорджа Гордона Байрона.

Заскрежетал стартер автобуса, а потом завёлся и сам двигатель. Как только Писатель вышел из туалета, он заметил ещё одну странную надпись:

Берегись! Толстолоб идёт за тобой!

Откинувшись на спинку сиденья, Писатель вздохнул и открыл бутылку пива библиотечной открывалкой.

- Все на борт! - крикнул Джо, водитель автобуса, перекрикивал рев мотора.

Писателю нравился этот междугородний автобус, и он был уверен, что в прошлом они нравились ему тоже, несмотря на то, что он не мог вспомнить ни одной своей прежней поездки. Машина, казалось, обладала своим собственным шармом: тусклый свет, рокот мотора, мягкие вибрации. Да это идеальное место для размышлений над романом. Я чувствую себя экстатически творческим! Холодное пиво казалось идеальным компаньоном для таких размышлений.

Но здесь творчество и музы эксцентричных романистов развалились, как только автобус тронулся с парковки маленького магазина. Писатель успел заметить братьев Ларкинс, весело переговаривающихся перед несчастным молодым человеком, подвешенным к мусорному контейнеру. Хоть место преступления было слишком далеко, чтобы Писатель мог разглядеть детали, он увидел, как один из негодяев посветил фонариком в область паха жертвы.

Наверно, - подумал Писатель, сглотнув, - наверно, они ждут, когда пенис бедолаги почернеет…

Автобус поехал дальше, оставив зверство позади. “Мёртвый Дикинс”, очевидно, изобретение Южан, и, Господи, КАКОЙ вклад в общество! Какие же они чокнутые, эти Южане. Интересно, Уильям Фолкнер[8] когда-нибудь был свидетелем убийства?

Слава Богу, ужас остался позади… или нет?

Теперь только темные леса окаймляли дорогу впереди, и глубоко в этих лесах он мог видеть крошечный трепещущий желтый огонёк, похожий на далёкое движущееся пламя. Он двигался зигзагами вдоль линии его зрения, и Писатель понял, что это могла быть только женщина, чья голова была подожжена.

Писатель откинулся на спинку сиденья с бутылкой пива, смотря прямо перед собой. Добро пожаловать, - поприветствовал он сам себя, - на великий, старый Юг…

* * *

Дальнейшие подробности, связанные с прибытием писателя в Люнтвилль, не нуждаются в подробностях. Достаточно лишь сказать, что после пятнадцати минут пути по обсаженной деревьями дороге, он приехал и сошёл с автобуса с сумками в руках. Выйдя из автобуса, он повернулся к водителю и весело сказал:

- Спасибо, что подвезли, сэр, и приятного вечера.

В слабом свете приборной доски лицо водителя казалось рыбьим.

- Это место не для вас, мистер, - сказал он, и тут дверь захлопнулась, и автобус с грохотом тронулся, подняв облако пыли с парковки, сверкавшее в свете уличных фонарей.

Это место не для меня? Вздор! Здесь все секреты моей жизни, и они ждут открытия!

Было слишком темно, чтобы разглядеть большую часть города: скудный ряд магазинов, почти все из них были закрыты в этот час - или нет? За тёмным стеклом жужжала неоновая вывеска ОТКРЫТО - очевидно, это было что-то вроде массажного салона. В конце улицы мигали неоновые огни бара, догадался Писатель. Может быть, это и есть тот самый «Перекрёсток», где он двадцать лет назад оставил солидную сумму. Но сейчас было не время выяснять это.

Быстрыми шагами он пересёк мощенную гравием дорогу, где, как и было обещано, его ждал старый мотель. Он предстал перед ним в виде ветхого трехэтажного здания, вероятно, это был плантационный дом времен Гражданской войны. Несколько стариков сидели на темном крыльце, поскрипывая в креслах-качалках и потягивая пиво. Писатель приветливо кивнул, поднимаясь на крыльцо, зная, что его оценивают. Сердечных кивков в ответ не последовало.

После того, как он прошел через освещенную тусклым светом, довольно потрёпанную, входную дверь, его встретил мрачный, обшарпанный ковер нехорошего цвета, который привел его к стойке регистрации, где…

Это БЕЗУСЛОВНО мать Сноуи!

Служащая была выше своей дочери, но в остальном представляла собой точную копию, за исключением двадцатилетней разницы в возрасте. Те же бледные вьющиеся волосы, розовые глаза, белая, как бумага, кожа, та же фигура с пышной грудью. Точно такое же длинное, узкое и смутно мужественное лицо, не говоря уже о такой же выступающей челюсти, из-за которой на её лице доминировал подбородок.

- Здравствуйте, мэм. Я хотел бы снять комнату минимум на неделю, и я друг Сноуи.