Готическое общество: морфология кошмара - [16]
Но тут встает резонный вопрос: почему читатель готов идти на такие непредвиденные интеллектуальные трудности, срисовывать непонятные схемы, попирающие его «здравый смысл», вместо того чтобы отмахнуться от этого как от не имеющей отношения к жизни ерунды? Почему читатель сегодня так озабочен вопросом: какое оно, время, и что с ним происходит в черной дыре или в кротовой норе? И почему для ответа на вопрос о свойствах времени, выглядевший столь очевидным еще совсем недавно, читателю теперь оказывается недостаточно собственного повседневного опыта? Иными словами, почему популярность этих сюжетов в наши дни «бьет как хочет» любую другую тему?
Можно ли считать этот интерес к черным дырам и кротовым норам, как иногда пишут авторы популярных статей, «естественной потребностью человеческого разума»? Но тогда следует отметить, что означенная потребность долго не давала о себе знать. Дело в том, что вскоре после того, как Эйнштейн и Розен вывели уравнения общей теории относительности, австрийский физик Фламм нашел решение, описывающее два мира, соединенные норой-каналом, и стал родоначальником теории кротовых нор. Тем не менее великое открытие не слишком взволновало широкую общественность, чтобы не сказать — прошло для нее незамеченным. Почему-то ученые прождали практически целый век, прежде чем начать ломать копья о парадоксы кротовых нор.
Чем вызван сегодняшний интерес к проблемам времени и прежде всего к концепциям, и понятиям, отрицающим наши традиционные, привычные представления о времени? Не свидетельствует ли он о том, что общество переживает глубокий кризис восприятия времени, что оно мучительно ищет новую картину времени и жадно хватается за любой обрывок информации, чтобы отвергнуть старые и подтвердить, укрепить и углубить свои новые ощущения?
В этом смысле новые научные открытия подоспели как раз вовремя. Еще совсем недавно мы совершенно достоверно знали, из чего состоит вселенная, материя, и даже самые мельчайшие частицы. И если некоторые из них еще не были открыты, то непреложные законы физики позволяли с уверенностью предсказывать их существование и даже некоторые свойства. Некоторые астрономы, как, например, Иосиф Шкловский, поговаривали о том, что в результате астрономической революции 1960-х и последовавших за ними открытий 1980-х все открытия в астрономии уже сделаны и что следующим поколениям больше нечего открывать. Иными словами, мы жили в познаваемом, чтобы не сказать — в практически познанном мире, — чье устройство была способна объяснить мудрая наука. И вот совсем недавно картина благоустроенного мироздания распалась. Предоставим объясняться по этому поводу авторитетным ученым: «В 1997 году стало ясно, что Вселенная расширяется с ускорением. (...) Это странно: силы гравитации должны замедлять расширение на больших расстояниях. Понять парадокс можно только и том случае, если существует антигравитация с отрицательным давлением. (...) И вот теперь стало ясно, что Вселенная на 70% состоит из вещества с положительной плотностью энергии и отрицательным давлением. Это вещество называют “темной энергией”. На 25% Вселенная — частицы неизвестной природы, которые еще не открыты, но ясно, что они тяжелее протонов и не достигают скорости света. Лишь 3—5% Вселенной — привычная нам материя из барионов, протонов, нейтронов, электронов. Главные на земле барионы составляют большую плотность, поэтому мы можем черпать из них энергию. А рассеянная энергия Вселенной, которая несопоставимо больше, нам недоступна»[74].
Другой ученый, заместитель главного редактора журнала «Гравитация и космология», доктор физико-математических наук Кирилл Бронников, в передаче «Черные дыры и кротовые норы: возможность перемещения между мирами» так объяснял слушателям радио «Эхо Москвы» взаимосвязь между этим последним открытием, черными дырами и кротовыми норами: «Чтобы объяснить ускоряющееся расширение вселенной, нужно предположить существование так называемой экзотической материи, ее еще называют темной энергией. И эта темная энергия обладает теми свойствами, которые требуются для создания кротовых нор». По его словам, благодаря преобразованию Лоренца «пространственные интервалы и промежутки времени немножко перепутываются. (...) Ведь эта темная энергия, она же экзотическая материя, обладает вот какими странными свойствами: чем больший объем она занимает, тем большей обладает плотностью»[75].
Итак, вместо привычного образа практически познанного мироздания мы, «читатели газет», остались с «тремя-пятью» процентами, за которыми простерлась «темная материя» загадочной и немыслимой природы. Это открытие, безусловно, углубило — или отразило? — решительное изменение научной картины мира и кризис в восприятии времени. Не в меньшей степени оно усугубило — или выразило? — растущее недоверие общества к научному познанию, проявившееся в остром кризисе научной рациональности последних двух десятилетий.
