Государство Волжская Болгария: историко-правовой очерк - [69]

4. Индивидуальные мнения сподвижников пророка Мухаммеда – если сахаба имели разные мнения по конкретному правовому вопросу и впоследствии Иджмы по нему не достигалось, Абу Ханифа выбирал то мнение, которое виделось наиболее подходящим для данного случая. Устанавливая это в качестве одного из важнейших принципов своего мазхаба, Абу Ханифа считал более весомыми мнения сахаба, чем свои собственные. Однако выбирая одну из различных точек зрения, он все-таки прибегал к собственным рассуждениям в ограниченном смысле.

5. Кияс (суждение по аналогии с тем, что уже имеется в сахаба (табиун) в тех областях, где четкое доказательство отсутствовало во всех вышеупомянутых источниках. Он считал себя равным табиунам и формулировал свой собственный иджтихад на основе принципов кийяса, установленных им самим и его учениками.

6. Истихсан (предпочтение противоречащего киясу, но более целесообразного в данной ситуации решения). Термин истихсан означает предпочтение одного доказательства другому в силу того, что первое видится более подходящим для конкретной ситуации, даже если предпочитаемое доказательство будет технически слабее, чем то, которому его предпочли. Один из возможных примеров – предпочтение какого-либо хадиса, имеющего конкретный смысл, другому, имеющему общий смысл, или же даже предпочтение нормы, более подходящей для конкретной ситуации, той, которая была выведена методом кияс.

7. Урф (местный обычай) – местным обычаям придавалась более значительная правовая весомость там, где исламом не предписывалось никаких обязательных правил.

Один из методов вынесения правовых решений в ханафитском мазхабе – четкая иерархия вердиктов авторитетов школы (Абу Ханифа, Абу Юсуф, Мухаммад аш-Шайбани и др.). Если по какой-либо проблеме возможно применение как кияса, так и истихсана, то в большинстве случаев приоритет отдается истихсану.

В случае необходимости выбора из имеющихся различающихся предписаний приоритет отдается наиболее убедительному или мнению большинства. Слабые и сомнительные хадисы используются в качестве аргумента лишь в исключительных случаях. В основном отдается предпочтение над ними истихсану[235].

К концу Х в. мусульманское право канонизировалось, и «ворота исканий» для его исследователей и реформаторов закрылись. Наступил «век традиций», период действий согласно установившимся правовым нормам и доктринам. Мусульманские судьи лишились права при отсутствии в Коране, сунне и других источниках нужных норм выносить решения по своему усмотрению. Они должны были руководствоваться принятым населением страны толком. К XIII в. мусульманское право практически утратило свою целостность и стало правом полидоктринальным, разделенным на разные ветви. Обязанность придерживаться конкретной юридической школы обеспечивалась государством, его правовой политикой[236].

Ислам в Волжской Болгарии так и не стал в полном объеме государственной религией. Каноны ислама придерживались небольшая часть представителей публичной власти государства и городского населения. болгарского населения. Большинство 95–97 % населения государства исповедовало этноязыческую религию, и только городская часть населения (3 %) придерживалась исламских традиций. Получается, что где-то 100–120 тыс. человек в Волжской Болгарии могли себе причислить к мусульманам.

Следует отметить, что в государстве параллельно с исламом и начала распространяться и христианская религия.

Выше писалось, что в Ханифатской богословской правовой школе, которая была принесена в Волжскую Болгарию аббасидом Ибн Фадланом, местным обычаям придавалась более значительная правовая весомость там, где исламом не предписывалось никаких обязательных правил. Именно благодаря практическому применению этого принципа многие обычаи болгар, в том числе правовые, вошли в правовую систему государства Волжская Болгария и стали считаться исламскими. Таким образом, государство Волжская Болгария восприняло в целом такое право, которое возникло не у них, а у чуждого народа – у арабов, с которым не имело даже внешних отношений. Разумеется, оно возникло узких кругах элиты Волжской Болгарии, могло возникнуть без предварительной подготовки и последующего распространения через исламизации общества. Сильнее всего оно проявлялось в городах, где совокупность цеховых отношений купцов и ремесленников породила особые обычные права, но наряду с этим и здесь имелась свобода для применения шариата. Зато обычаи оказывали более ограниченное влияние на институты права, встречавшиеся уже в праве государства Волжская Болгария, среди которых лишь немногие приобрели новые положения. Таким образом, обычное право всегда имело большое значение для исконно болгарского права и менее важное для развития права в период исламизации общества. Это обычное право следует признать источником права Волжской Болгарии, не только касательно прошлого (наряду с шариатом). Таким образом, оно возникает благодаря общности убеждения, а не по воле отдельных людей, взгляды и действия которых можно считать только признаком названной общности. Поэтому привычка и практика (то, что мы, собственно, называем обычаем) являются, по сути, средством познания для нас, а не основанием возникновения самого права. Обычаи и нормы шариата как источники права Волжской Болгарии следует признать источниками права, имеющими полное равенство. Следовательно, обновленное обычное право может не только дополняло, но и модифицировало применение норм шариата кадиями. Мы с трудом сможем правильно представить себе то, каким образом кадии государства Волжской Болгарии влияли на развитие права (не просто на его познание) потому, что Ханифатской богословской правовой школой Ханафитский (доминирующей исламской правовой школы в государстве Волжская Болгария) при вынесении правовых предписаний,