Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг. - [280]

Два наиболее уязвимых места было у этой стремительно развивавшейся кооперации. Первое: отсутствие прочной правовой базы (устав 1877 г. явно устарел и не отвечал новым задачам), отсюда злободневность закона о кооперативах. Второе: недостаток кредитов. В мае 1912 г. открылся Московский народный банк, акционерами которого были кооперативы. Банк стимулировал развитие кооперации, но этого самофинансирования было все же недостаточно. Нужна была широкая финансовая поддержка со стороны государства. Между тем Госбанк выдавал кооперативам ссуды на общих основаниях. В Думе неоднократно ставился вопрос, чтобы Госбанк предоставлял льготные кредиты не только хуторянам, но и крестьянским общинам и кооперативам на тех же льготных основаниях. Прямое указание императора в рескрипте минфину Барку (сменившему «бережливого» Коковцова) о финансовой поддержке крестьянского труда не было в полной мере осуществлено. Это было замечено внимательными современниками.

В 1913 г. известный ученый и общественный деятель князь Е. Н. Трубецкой писал в статье «Новая земская Россия» (журнал «Русская мысль»), что поразительное развитие сельской кооперации ведет не только к быстрому подъему народного благосостояния, но и к рождению новой общественности. Но эти глубокие социальные сдвиги русской деревни обидно не заметила и должным образом не оценила наша городская «свободомыслящая» интеллигенция, а значение этих сдвигов для будущего страны громадно. Отмечалось Трубецким и другими вдумчивыми мыслителями, что именно развитие кооперативных форм труда обеспечило успехи сельского хозяйства, рост его продукции, несмотря на неудачу хуторской реформы.

В этих наблюдениях таится ответ, почему Дума, являвшаяся зеркалом русской городской либерально-оппозиционной интеллигенции, с таким опозданием приняла закон о кооперации и почему Госсовет не спешил с его одобрением. Закон был введен в действие постановлением Временного правительства весной 1917 г., но потребовался опыт кровавых «окаянных дней», чтобы эта задача на высшем государственном уровне была поставлена вновь⁴⁰.

Каковы же общие итоги столь продолжительной второй сессии Четвертой Думы? Ее председатель позже в мемуарах писал: «В этой сессии занятия шли вяло, депутаты неисправно посещали заседания, часто не было кворума». Он отмечает неопределенность атмосферы, царившей в Думе, которая отражала настроения большого света и царского двора⁴¹.

Эта оценка представляется субъективной, односторонней, она вытекает из общей концепции его мемуаров, носящих характерное название «Крушение империи». По мнению Родзянко, Дума была права, а император кругом виноват, если бы Николай принял требование об «ответственном министерстве», то страна избежала бы смуты. В общем плане этот прогрессистский тезис вписывается и в марксистскую формулу о реформах, как побочных продуктах революционной борьбы. Но возможно и другое прочтение, а именно — вовремя проведенные реформы предотвращают революционное насилие. И тогда возникает вопрос, кто и зачем тормозил, срывал законодательную работу, оставляя неисполненными перспективные, многообещающие законодательные инициативы, исходившие и от императора и от депутатов Думы, а иногда и от Совета министров.

В 1914 г., подводя итог второй сессии, русская общественность еще не ставила этих проклятых вопросов. Но пресса отметила скромные достижения Думы. Так, авторитетная в интеллигентских кругах «Речь» в крупный актив Думы зачислила обсуждение законов о волостном земстве, о кооперации, о городовом положении, о подоходном налоге⁴².

С обвинением в увлеченности «полемическими речами», прозвучавшими в той же «Речи», можно согласиться. Дума сама повинна, что не смогла должным образом организоваться. С принятием некоторых законов, и особенно о кооперативах, Дума непростительно затянула; она явно не поспевала за ходом событий, ее как бы тащило по течению народной жизни. Дума не откликнулась должным образом на важнейшую, императором поставленную (в рескрипте министру финансов Барку) проблему организации хорошо поставленного льготного кредита народному труду. Здесь, а равно в промедлении с одобрением антиалкогольных мер, с созданием особого Министерства народного здоровья, а также отклонением императорского намерения о создании особого ведомства по спорту и физическому воспитанию молодежи, Дума стесняла правительственную инициативу. Это принципиальный вопрос. В промедлении с осуществлением назревших реформ повинно не только «самовластье», но и Дума, и не только ее «левица», а палата в целом, как законодательный орган. Вторая сессия Четвертой Думы в этом отношении была особенно показательной. Руководству Думы, ее «прогрессивному» большинству, не удалось надолго сохранить, не говоря уже о развитии, тот импульс, который дало посещение Думы и Госсовета императором. Возможно, что в этом не было и особой заинтересованности со стороны лидеров Прогрессивного блока, ведь успех законодательных инициатив царя, «императорского правительства» подсекал под корень требования «ответственного министерства».

В тревожной военной обстановке Прогрессивный блок и стоящие за ним силы были полны решимости перехватить в свои руки управление страной, потеснив или убрав императора. Они интересовались не реформами, а властью.