Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг. - [261]

Речи премьера и министров успокоили депутатов, встревоженных сообщениями с фронта об острой нехватке снарядов, тяжелой артиллерии и даже винтовок. Однако через несколько недель, в мае 1915 г., немцы забросали русские окопы снарядами, наши орудия почти полностью молчали, снарядов не хватало — фронт прорвали. Но в январе этого никто не предвидел, так далеко вперед не заглядывал даже военный министр, и депутаты дали себя убаюкать успокоительными заверениями. В их речах преобладала патетика, а не трезвый анализ ситуации в стране и армии. Октябрист Е. П. Ковалевский говорил о «прочности основ благожелательного взаимодействия между правительством и народным представительством». (Голоса: «Браво!») От имени националистов даже А. И. Савенко, ранее дежурный критик, теперь горячо приветствовал правительство за мужество, твердость, решительность, с которыми оно «в полном единении с русским обществом ведет эту великую, не нами начатую, войну. В дни войны в России нет партий, нет национальностей, а есть единый, неделимый, грозный гранитный русский монолит»¹⁶.

В повестке дня значился один вопрос: обсуждение и одобрение бюджета. Он занял одно заседание, обсуждение носило формальный характер. Обсуждению подлежали только сметы гражданских министерств и ведомств. Громадные военные расходы, как и все военное дело, не входили в компетенцию Думы. Они всецело сосредотачивались в руках «державного вождя, его императорского правительства».

Главный думский специалист по бюджету кадет А. И. Шингарев заявил, что его фракция решила «не прибегать к внутренней политической борьбе. Перед лицом грозного внешнего врага такая борьба должна умолкнуть; нельзя выражать ее и в голосовании против всего бюджета — или против смет отдельных министерств, как это фракцией делалось в мирное время. Фракция народной свободы голосует за бюджет»¹⁷.

«Милюков произнес прекрасную патриотическую речь, — вспоминает Родзянко, — призвал почтить память погибшего на фронте быв. депутата Думы кадета Кульбинина. Встала вся Дума, встали и члены правительства, на заседании присутствовавшие. Милюков напомнил об „историческом заседании“ 26 июля: „Теперь, как тогда, призывая к единству, мы выполняем не жест политика, а твердое решение гражданина (рукоплескания, голоса справа: браво!), свободное и независимое от какого бы то ни было образа действий власти“». Это было как индульгенция, оратор призвал на войну списывать все. «Безупречной» назвал эту речь Меньшиков в «Новом времени» и «прекрасной» в мемуарах Родзянко¹⁸.

Даже крайние левые фракции социал-демократов и трудовиков не осуждали войну. Их обычные ораторы — Керенский, Чхеидзе заявили, что при голосовании бюджета левые воздержатся. Керенский при этом выразил убеждение, что война, этот последний кровавый подвиг, приведет к свободе и внутреннему раскрепощению. «Борьба за победу, за мир — это, по его словам, дело всей европейской демократии»¹⁹.

В передовой «Речи» отмечалось, что январские заседания Думы напомнили об историческом заседании 26 июля²⁰.

В решениях ЦК партии кадетов итоги сессии, позиция фракции получили полное одобрение. Речь их лидера была названа «речью» государственного человека. Оба исторических заседания Думы «принесли» громадные результаты — наша партия стала государственной, говорится в решении фракции²¹.

Великая война, подобно геологической катастрофе, многое перевернула и перемешала в народной психологии, в национальном сознании, опрокинув традиционные представления о добре и зле, доселе казавшиеся незыблемыми. Наряду с героизмом и самопожертвованием действующей армии война (и больше в тылу, среди запасных и лиц гражданских) породила своего рода «военную психологию», выразившуюся в циничных формулах вроде «война все спишет», «добро то, что обеспечивает успех». «Такая война должна очищать душу, а не осквернять ее», — с горечью замечала императрица в письме к мужу 20 октября 1914 г.

Действительно, уже осенью 1915 г., после трагедии в Восточной Пруссии, где погибла армия Самсонова, когда стало ясно, что война затягивается, в стране стали воскресать старые распри, растравляться старые раны, не успевшие зажить. После неудач весны— лета 1915 г. оппозиционные настроения стали все более широко распространяться, приобретая пораженческий характер, что особенно было тревожно, проникали в армию. В окопах всегда царит, всегда живет мечта о мире — надежда на возвращение домой живым, невредимым.

Под влиянием военных неудач раздались голоса о немедленном созыве Думы для обсуждения ситуации и выработки мер для оказания помощи фронту с привлечением сил и средств общественных организаций, земств и городов. 28 мая влиятельный съезд представителей торговли и промышленности принял резолюцию о немедленном созыве Думы.

На следующий день, 29 мая, Родзянко собрал совещание руководящих думских деятелей для обсуждения этого вопроса. Не ожидая решения правительства, руководители думских фракций разослали депутатам циркуляры с приглашением незамедлительно прибыть в Таврический дворец, и к середине июня съехалось более ста депутатов. 10 июня 1915 г. собрался Совет старейшин, на котором Родзянко доложил о своих встречах с Горемыкиным и о достигнутой договоренности о созыве Думы. Созыв Думы при этом связывался с «обновлением кабинета» с учетом пожеланий Думы и общественных организаций (земств, городских дум и др.).