Государева почта. Заутреня в Рапалло - [31]

— А мужик, он понимает это?

— Наш мужик — голова, он все понимает!

— И что?

— У России вон сколько лесов — мужик и переселился в леса, дезертировал!

— Не хочет идти в армию… белую?

— Нет, почему же, и в красную не хочет, но идет — боится остаться без земли…

Буллит замер, опустив глаза, его лицо изобразило усталость.

— Но золотые погоны у Колчака, а это, значит, и выучка, и знание стратегии, и опыт?

— Опыт — категория преходящая! — ответствовал Крайнов. — Когда это война гражданская да к тому же длится годы, опыт становится достоянием не только военных.

— Генерала бьет в открытом бою клерк заурядный или такой же заурядный молотобоец?

Крайнов не торопился с ответом, у него было искушение сказать «бьет!», однако в этом была бы уже симпатия к одной из сторон, а он хотел выдержать характер до конца.

— Да, бывает и так… — ответил хозяин, пораздумав. — Не без этого! — добавил он.

— Переведите, пожалуйста: не без этого! — устремила на Сергея свои серо–синие глаза Крайнова.

— Поэтому кроме этих двух фронтов — красные, белые — есть еще третий фронт, — сказал хозяин.

— Мужик?

— Да, мужик, — согласился Крайнов. — И тут каждая из сторон сильна в той мере, в какой ее принципы позволяют ей не пренебречь правдой…

— Каким образом?

Крайнов точно запнулся на миг — то, что он хотел сказать сейчас, требовало раздумий основательных.

— Ася, принеси, пожалуйста, газету, которую оставил Вольский… — произнес он наконец и, дождавшись, когда жена покинет комнату, добавил: — Тут Саша Вольский, однокашник мой, приволок листок, который слепили колчаковские мудрецы под видом газеты советской, — он принял из рук жены просторный газетный двухполосный лист. — Вот видите… «Рабочий край» — газета Иваново — Вознесенского Совета… Все тут на своих местах: и дата, и издатель, и адрес редакции, кроме вот этого аншлага… Нет, вы не туда смотрите, вот здесь… Переведите, пожалуйста!

Газета легла поверх стола и всего, что на столе поместилось. Угол газетного листа был отхвачен, видно, пошел лихому молодцу на «козью ножку», другой прожжен — не иначе газета шла трудными путями в крайновский дом… Цветов смотрел на газетный лист и глазам своим не верил. Вот так, черным по белому: «Генерал Мамонтов на Поклонной горе — ждет ключи от Москвы!» Заметка, подпирающая аншлаг, сообщала подробности: «Новая волна восстаний в больших русских городах. Белые ворвались в столицу. Генерал Мамонтов, ожидая ключей от Москвы, расположился на том самом выступе Поклонной горы, где ожидал русских челобитчиков Наполеон». Цветов закончил переводить немудреную заметку, сложил вчетверо газетный лист. Газета была напитана запахом жженой бумаги и, пожалуй, сыростью, казалось, комната, в которой лежала газета, давно не топилась.

Раздался дверной звонок, его рокотание донеслось до собеседников не без труда.

— Это Лев Михайлович, он живет рядом и пришел на огонек!.. — возвестила Крайнова. — Вы, конечно, знаете Льва Михайловича?

Вошел Карахан, казалось, в его бороде еще таяли крупинки снега.

— Хотел повернуть обратно, да услышал, что Ася Васильевна успела меня представить.

— Хотите чаю горячего? — предложила хозяйка. — Можно и водки… Хотите?

— Не откажусь, — согласился Карахан.

— Вот гостей интересует адмирал Колчак, — произнес Крайнов. — Я сказал: военный опыт перестанет быть монополией белых, им овладевает и Красная Армия…

Карахан отстранил стакан с чаем.

— Война стала академией, — произнес Карахан. — Все чаще командиром становится комиссар, при этом командиром способным…

— Вы были этому свидетелем? — спросил Буллит. Он хотел установить, к фронту или тылу относятся наблюдения Карахана.

— Да, свидетелем, — пояснил Карахан с готовностью. — Под Питером и много южнее — под Псковом и Двинском…

— Во время поездки в Брест? — настаивал Буллит. Карахан внимательно посмотрел на него — Буллит

случайно наслышан о биографии Карахана или проштудировал ее?

— Да, и во время нашей брестской поездки…

— Простите, с Чичериным вас свел Брест?

— В какой–то мере и Брест…

— В сложной брестской коллизии вы были с ним единомышленником?

Карахан сделал паузу, она была сейчас больше обычного долгой — эта очередь вопросов могла ему и не понравиться.

— Считал за честь быть единомышленником Чичерина, — его взволновал последний вопрос, медленно выступил румянец, он был густо–бордовым, плотным. — И впредь сочту за честь быть его единомышленником…

Он быстро выпил свой чай и встал.

— Простите, господа, что прервал ваш разговор, — произнес он, румянец еще удерживался на его щеках. — Хотел уйти, да отступать было поздно, — он поцеловал руку хозяйке, пожал руки гостям, — Станислав Николаевич, проводите меня…

— Что же вы так быстро, Лев Михайлович? — спросила хозяйка и украдкой взглянула на мужа. В ее взгляде Сергею привиделся укор.

Когда Крайнов, провожавший Карахана, вернулся к гостям, по всему, он был встревожен. От взгляда Буллита, которым он с пристрастием измерил хозяина, не ускользнуло это.

— Он так говорил о комиссарах, будто сам был комиссаром? — спросил Буллит, помешивая чай.

— Это каким же образом… комиссаром? — спросил Крайнов, его недоумение было искренним.