Государева почта. Заутреня в Рапалло - [32]

— Комиссаром при Чичерине… — уточнил Буллит, не поднимая глаз от стакана с чаем.

— Moi быть и комиссаром, и тут нет ничего плохого, — парировал Крайнов, ему показалась реплика Буллита не очень–то корректной. — Но в данном случае это как раз не так… Нынешнее положение Карахана определено Чичериным, при этом, как вы верно заметили, в дни Бреста… — он задумался, очень хотелось, чтобы его ответ был для гостей убедительным. — Не комиссар, а советник, вернее даже, советчик. Для нас дипломатия — дело новое… — он говорил больше обычного медленно. — К тому же, несмотря на разницу в характерах, у них есть общее: они пришли из революции…

— Карахан — вам друг? — спросил Буллит и поднял глаза на Крайнова, кажется, впервые, как начался этот тур беседы.

— Я знал его по Петрограду… — был ответ Край–нова.

— По Октябрю? — пытался уточнить Буллит.

— Да, по рктябрю, он входил в Военно–революционный комитет…

— Теперь вижу, он вам друг… — подытожил Буллит.

— Как сказал Карахан, сочту за честь… — согласился Крайнов — понимал, что это можно было и не говорить Буллиту, но не мог отказать себе в удовольствии.

16

Они возвращались от Крайновых тем же путем, но на этот раз дорога показалась им много длиннее — дума трудная была их спутницей.

— Вы что–нибудь поняли из рассказа господина Крайнова, Стеф? — спросил Буллит, когда справа от них возникли купы Александровского сада.

— А вы?

— Он не верит в долгую жизнь Колчака! Не без причин, так?

Стеффенс смолчал, оставив за собой право ответить на вопрос Буллита.

Однако как бы ответил на этот вопрос Цветов? Кстати, какой ответ на это даст Крайнов? И дал ли он его, этот ответ, сегодня? Дал, разумеется. В словах Крайнова, в намеках, в самом тоне того, что говорил Станислав Николаевич, в самой непредвзятости был этот ответ. Очень важно: непредвзятости. Наверно, у Крайнова это получилось само собой, в силу натуры его. Но, если бы Станислав Николаевич избрал эту линию поведения сознательно, он должен был вести себя только так. Не ясно ли, что Буллит пошел в Замоскворечье не праздно. Он пошел туда, чтобы получить ответ на вопрос, для него осевой: Колчак?! Как можно предположить, сама миссия в Москву имеет смысл в зависимости от того, какой ответ жизнь дает на этот вопрос — Колчак… Все–таки есть в природе того, что мы зовем случаем, всевластная сила! Где Край–нов и какое он может иметь отношение к миссии Буллита, а вот по железному кодексу случая выбор пал на него и именно Крайнову выпал жребий отвечать на сомнения Буллита…

Они возвращались в гостиницу, ветер дул в спину, шаг был спорым.

— И все же, Стеф, мне важен ваш ответ. Как вы думаете?.. — Буллит замедлил шаг. — Колчак?

Вопрос Буллита застал Стефа на краю тротуара, он шел все это время своей дорожкой.

— Колчак? — с настойчивой и испытующей внимательностью Стеффенс взглянул на Буллита. — Чтобы ответить на ваш вопрос, его надо изменить: «Пойдет ли Россия за Колчаком?» Нет, не историческая Россия, а Россия, пережившая Февраль, а потом Октябрь? — Старую Россию он на свой лад назвал «исторической». — И тот ли это человек, чтобы за ним пошла Россия? Нет, я не отвечаю на вопрос, я его просто правильно ставлю…

— Колчак — профессиональный военный, храбрец из храбрецов, герой…

Стеффенс не ответил.

— Что вы молчите?

— Не надо отвечать за русских…

— Вы хотите сказать: он не герой…

— Нет, я просто хотел сказать: не надо отвечать за русских даже тогда, когда нам очень хочется за них ответить… Кстати, я еще не все вам сказал.

— Да, я вас слушаю, милый Стеф…

— Я попросился на прием к Карахану… Помните, мы говорили с вами об Учредительном собрании и я вам сказал: «Это пуповина всех русских проблем». Карахан знает эту проблему, он был весь семнадцатый год в Петрограде… Вопросы, которые меня тут интересуют, я могу задать только ему…

— Ну, что ж… встречайтесь, но только чур, Стеф: мнится мне, что я привез вас сюда белым, а увезу каким–то иным… Ничего не скажешь, из всех московских сувениров, которыми мы поразим президента, этот будет самым неожиданным…

17

В старом книжном шкафу, который стоял в кара–хановском кабинете между письменным столом и окном, была полка, где хозяин хранил нехитрые атрибуты чайного стола — кофе был напитком полуночья, чай — дня и вечера. Выросший в семье, где искусство накрыть на стол было привилегией не только женщин, Карахан умел выказать немалую сноровку. Конечно, при нынешних более чем скромных возможностях не очень–то разгуляешься, но что–то можно было сделать и теперь. Казалось, церемония устройства чайного стола симпатична была и хозяину в своих симпатичных подробностях. Вот сейчас он не просто накрывал на стол, он чуть–чуть творил и обряд. Ему было приятно ощутить в темном углу книжного шкафа холодную жесть квадратной коробки, в которой хранился чай, нащупать кончиками пальцев края крышки и, осторожно поддев ее, открыть коробку. Он не спешил погрузить ложку в сухое крошево чая, вдыхая запах чайного листа — этот запах донес дыхание далекой земли, которая в холодных сумерках карахановского кабинета могла показаться и экзотической. Как это было принято и на карахановском востоке, все готовилось на глазах у гостя — гость был гостем и не участвовал в процедуре, но, наблюдая за происходящим, он в какой–то мере в ней и участвовал. Быть может, это входило в расчеты хозяина: сама процедура устройства стола способствовала общению хозяина с гостем. Еще до того как настоялся чай, стала образовываться беседа.