Гостья - [147]

– Ты должен явиться в свою часть в Нанси? – спросила она.

– Да, это не очень опасное место, – сказал Пьер.

– Но ты ведь не навечно там останешься. Надеюсь, ты не станешь чересчур геройствовать?

– Доверься мне, – со смехом отвечал Пьер.

Элизабет смотрела на него с тревогой. Он мог умереть. «Пьер. Мой брат. Я не дам ему уехать, не сказав… Что ему сказать?» Этот сидевший напротив нее насмешливый человек не нуждался в ее нежности.

– Я буду посылать тебе прекрасные письма, – сказала она.

– Верно, я буду получать письма, – отозвался Пьер. – Это так приятно.

Он улыбался с ласковым видом, без всякой задней мысли; в течение этой недели у него часто бывало такое выражение лица. Почему она так недоверчива? Почему она навсегда утратила все радости дружеских отношений? Чего она искала? К чему эта борьба и эта ненависть? А Пьер все говорил.

– Знаешь, – сказала Франсуаза, – нам лучше пойти.

– Пошли, – согласился Пьер.

Они встали. Чувствуя комок в горле, Элизабет последовала за ними. «Я не хочу, чтобы у меня его отняли», – в отчаянии подумала она. Элизабет шла рядом с Пьером, не решаясь даже взять его за руку. Почему искренние слова, жесты сделались для нее невозможными? Непосредственные порывы ее сердца казались ей теперь необычными. А она, чтобы спасти его, отдала бы собственную жизнь.

– Сколько народа! – сказала Франсуаза.

Вокруг маленького сверкающего автобуса теснилась толпа. Водитель стал на крыше среди чемоданов, сумок и ящиков; какой-то мужчина, взобравшись на приставную лестницу, протягивал ему велосипед. Франсуаза прильнула к окну.

– Наши места в сохранности, – с удовлетворением сказала она.

– Боюсь, вы будете путешествовать в особой зоне, – заметила Элизабет.

– Нас заранее клонит ко сну, – ответил Пьер.

Они кружили вокруг маленького автобуса. Осталось всего несколько минут. «Всего одно слово, один жест, чтобы он знал… Я не осмелюсь». Разве все не могло быть иначе? Разве не могла она все эти годы с доверием и радостью жить рядом с ними, вместо того чтобы защищаться от воображаемой опасности?

– По местам, – крикнул шофер.

«Слишком поздно», – в растерянности подумала Элизабет. Чтобы броситься к Пьеру и упасть в его объятия, следовало стереть в порошок ее прошлое и всю ее целиком. Слишком поздно. Она уже не была хозяйкой настоящего момента. Даже лицо не слушалось ее.

– До встречи, – сказала Франсуаза.

Она обняла Элизабет и заняла свое место.

– До свидания, – сказал Пьер.

Он торопливо пожал руку сестре, с улыбкой взглянув на нее. Она почувствовала, как слезы выступают у нее на глазах; схватив его за плечи, она приложилась губами к его щеке.

– Будь очень осторожен, – сказала она.

– Не бойся, – ответил Пьер.

Он наспех поцеловал ее и поднялся в автобус; еще на мгновение его лицо показалось в открытом окне. Автобус тронулся. Он помахал рукой. Элизабет взмахнула носовым платком и, когда автобус исчез за насыпью, пошла прочь.

– Впустую, – прошептала она. – Все впустую.

Прижав к губам носовой платок, она бегом бросилась к отелю.

Широко открытыми глазами Франсуаза пристально смотрела на потолок. Рядом с ней, наполовину раздетый, спал Пьер. Франсуаза немного вздремнула, но на улице тьму прорезал громкий крик, и она проснулась: она так боялась кошмаров, что больше не сомкнула глаз. Шторы не были задернуты, и в комнату проникал лунный свет. Она не страдала, ни о чем не думала и лишь удивлялась, с какой легкостью бедствие занимает место в естественном течении ее жизни. Она наклонилась к Пьеру.

– Уже почти три часа, – сказала она.

Пьер застонал, потянулся. Она включила электричество. Пол в беспорядке устилали раскрытые чемоданы, наполовину заполненные рюкзаки, банки консервов, носки. Франсуаза взглянула на красные распустившиеся хризантемы на обоях, и ее охватила страшная тревога. Завтра все это с тем же безжизненным упорством будет лежать на том же месте; уже была установлена декорация, в которой будет проживаться отсутствие Пьера. До сих пор ожидаемая разлука оставалась пустой угрозой, однако эта комната стала реализовавшимся будущим; оно было здесь, полностью осуществившееся в своей непоправимой безутешности.

– У тебя действительно есть все, что нужно? – спросила она.

– Думаю, да, – ответил Пьер. Облачившись в свой самый старый костюм, он рассовал по карманам бумажник, авторучку, кисет.

– Как глупо, что мы не купили тебе походные башмаки, – сказала она. – Я знаю, что делать, я отдам тебе свои лыжные ботинки. Тебе они были хороши.

– Я не хочу отнимать у тебя твои несчастные ботинки.

– Ты купишь мне новые, когда мы вернемся к лыжному спорту, – с грустью сказала Франсуаза.

Она протянула ему ботинки, которые достала из глубины шкафа, потом сложила в рюкзак белье и провизию.

– Ты не берешь пенковую трубку?

– Нет, я оставлю ее для побывок, – ответил Пьер. – Береги ее хорошенько.

– Не беспокойся, – отозвалась Франсуаза.

Прекрасная золотистого цвета трубка покоилась в футляре, как в маленьком гробу. Франсуаза опустила крышку и закрыла все в шкафу. Она повернулась к Пьеру. Надев ботинки, он сидел на краю кровати и грыз ноготь, глаза его порозовели, а лицо приняло дурацкое выражение, которым он иногда забавлялся прежде в некоторых своих играх с Ксавьер. Франсуаза стояла перед ним, не зная, что делать. Весь день они разговаривали, но теперь нечего было больше сказать. Он грыз ноготь, а она смотрела на него, раздраженная, смирившаяся, опустошенная.