Гостиница «Сигма» - [5]

Бродя внутри корабля, Борца переносился на век или два назад. Разговаривал с капитаном и членами экипажа, пил в кают-компании чай с теми, кто сдал вахту, сочинял шарады для вечера развлечений, наблюдал в телескоп зрелые гроздья звезд, шел со всеми навстречу внезапной опасности. Любая деталь оживала под мечтательным взглядом Борцы.

Приятелей у Борцы было немало, но больше всего он дружил с Петром Брагой, долговязым парнем, на котором элегантная серебристая форма учлета ухитрялась всегда сидеть неуклюже, топорщась, словно с чужого плеча. Петр обладал незаурядными математическими способностями, но тем не менее решил идти в Звездную академию, куда и попал, выдержав огромный конкурс.

Их всегда видели вместе – высокого, сутуловатого Петра и ладного, широкого в плечах и узкого в поясе Борцу.

И на выпускном вечере они тоже сидели рядом. Было торжественно и чуточку грустно. Еще несколько дней или недель – и дружная их семья разлетится «в самом прямом и древнем смысле этого слова. За большим звездообразным столом, который накрыли в актовом зале, было шумно. Преподаватели, известные всей Земле ученые и звездопроходцы, смешались со вчерашними слушателями. Каждый получил назначение, по возможности отвечающее его склонностям и устремлениям. В распределении слушателей совету академии помог, как всегда, компьютер, который терпеливо изучал характеры учлетов, курсовые работы, качество сдачи зачетов, начиная с первого дня учебы.

– Не повезло тебе, дружище, – сказал слегка захмелевший Петр и хлопнул Борцу по плечу.

– Я так не считаю, – ответил Борца, накладывая на тарелку салат из крабов.

– А я считаю. Это надо же – на весь курс одно каботажное назначение, и компьютер выбрал именно тебя! Почему ты не воспользовался правом несогласия?

Борца пожал плечами.

– Ну какие такие особые склонности откопала в тебе эта чертова машина?

– продолжал Петр. – Влечение к карантинной службе?

Закончив необычно длинную для него тираду, Петр принялся рассматривать вилку, словно видел ее в первый раз.

– Ты угадал. Именно склонность к карантинной службе, – ответил Борца.

– Темнишь, Изобретатель. Знаю, работа карантинщика опасная. И мужества требует и выдержки. Но где же, скажи мне, звездная романтика?

– Ларчик открывается просто… – Борца не договорил: на них зашикали.

На противоположном конце стола поднялся их однокурсник Джой Арго, готовясь произнести тост. Плотный, как будто вырубленный из одного куска, он стоял, слегка расставив ноги, словно матрос на палубе во время качки, и ожидал, пока уляжется застольный шум.

– А знаешь, ему бы пошла бородка, – шепнул Борца, бросив взгляд на мужественное лицо и глубоко посаженные глаза Джоя. – Чистый шкипер с пиратского судна получится.

– Передам Джою твой совет, – ответил Петр. – У меня будет такая возможность.

Тост Джоя Борца слушал невнимательно: тот что-то говорил о звездах и людях, упомянул Орион или еще какое-то созвездие, – видимо, цель полета чьей-то экспедиции. Да разве мог медноволосый Джой говорить о чем-нибудь, кроме звезд!

Когда Джой сел, приятели вернулись к прерванному разговору.

– Работая карантинщиком, я первый буду встречать корабли, которые возвращаются, – сказал Борца.

– Спасибо, просветил, – хмыкнул Петр.

– И не просто корабли, как было до сих пор, а фотонные пульсолеты. Для них эйнштейновский эффект времени будет такой, что дай боже. Словом, каждый из таких кораблей будет представлять собой как бы частичку прошлого, лоскут протекшего века. А я, переходя с корабля на корабль, смогу как бы путешествовать во времени. Усваиваешь?

Петр махнул рукой.

– Ты всегда был фантазером. Изобретатель, – произнес он. – Древний мудрец сказал: человек создан для полета.

– Не совсем древний… И не совсем так он сказал.

– А как?

– «Человек создан для счастья, как птица для полета», – процитировал Борца.

– Вот именно! – подхватил Петр. – А что такое счастье для человека? Полет. Усваиваешь?

– Усвоил.

– Ну вот. А ты говоришь – карантинная служба.

– Но учти одну вещь, Петр: пока ты совершишь один полет, я совершу их множество, – сказал Борца.

– Переходя с корабля на корабль?

– Хотя бы.

Петр разгрыз клешню омара.

– Тебя не переспоришь. Изобретатель, – сказал он. – Ладно, оставайся в карантинщиках. Только просьба одна к тебе будет.

Борца улыбнулся:

– Догадываюсь какая.

– Ну-ка? – посмотрел на него Петр.

– Ладно, так и быть, похлопочу, чтобы и тебя взяли в карантинщики. Математику у нас всегда найдется место – проверять старые корабельные калькуляторы…

– Не угадал, дружище, – покачал головой Петр. – У меня уже другое назначение имеется. – Он себя похлопал по карману. – Только что вручили. Перед торжественной частью.

– А просьба-то какая?

– Будь другом, когда я вернусь из полета и попаду в твои лапы, ты не очень уж маринуй меня.

Грянул оркестр, закружились пары. Роб поставил перед ними ведерко со льдом, из которого торчало серебряное горлышко бутылки с тоником.

– Отчаливаешь, значит? – спросил Борца.

– Отчаливаю.

– Что за посудина?

– «Орион».

– Корабль глубинного поиска? Первый фотонный пульсолет? – спросил Борца.

– Он самый, – с деланной небрежностью кивнул Петр. – П-пульсолет.