На пороге стоял человек, которого она меньше всего ожидала увидеть. Брэдли был в той самой кожаной куртке, которая Ханне всегда нравилась — шоколадного цвета с шерстяной подкладкой, и в темных джинсах, обтягивавших мускулистые ноги. Он стоял, обворожительно улыбаясь, на пороге ее крошечной квартирки. Зрелище настолько маловероятное, что она потерла глаза, чтобы проверить, не показалось ли ей.
Но он все еще стоял на прежнем месте, во всем своем великолепии, только теперь оглядывал ее с головы до ног — от старых фланелевых пижамных штанов до чересчур большого для нее отцовского свитера тридцатилетней давности с эмблемой университета Мельбурна.
— Можно мне войти? — спросил он, посмотрев ей в лицо.
Не «доброе утро», не «извини за беспокойство», не «я, вероятно, не вовремя». Сразу к делу.
— Сейчас? — Она оглянулась через плечо, радуясь тому, что самодельная бельевая веревка, на которой Соня обычно вывешивала свое шелковое нижнее белье, оказалась загадочным образом снята.
— У меня к тебе предложение.
— Предложение? В шесть утра? — Ханна пригласила его внутрь жестом.
Он сделала пару шагов вперед, и сразу же квартира показалась Ханне даже меньше, чем прежде. А места и так было маловато. Крохотная кухонька, гостиная, две кровати, одна ванная. Вид из небольших по размеру окон ничем не примечателен. Для двух работающих женщин, которым мало что надо, — как раз.
Она закрыла дверь в квартиру и прислонилась к ней спиной, ожидая окончания его инспекции. Должно быть, по сравнению с его просторными апартаментами ее жилье кажется ему жалким.
Когда он обернулся, она прижала ладони к дереву двери так плотно, что ощутила покалывание.
Но Брэдли перешел сразу к делу:
— Надеюсь, ты уже готова? Вылет через два часа.
Она удивленно моргнула. Разве он забыл? Опять? Она отошла от двери и уперла руки в бедра.
— Ты что, смеешься?
— Можешь не делать такое лицо. Я не собираюсь перебрасывать тебя через плечо и увозить силой в Новую Зеландию.
Она сглотнула со смешанным чувством разочарования и облегчения.
— Да?
— Переправа будет целый день везти тебя до Лонсестона, я узнавал. Зачем тратить время попусту, если в моем распоряжении самолет, который доставит тебя прямо к дому. Я сам тебе помогу.
— А как же Зеландия? Я целый месяц устраивала твою поездку…
— Мы просто сделаем крюк. А теперь давай собирайся.
— Но…
— Потом меня поблагодаришь.
Поблагодарить его? Он только что сорвал ее блестящий план двенадцатичасовой поездки! Да еще и с таким видом, словно оказывает ей услугу. Если все будет продолжаться в том же духе, Соня обязательно выйдет из своей спальни с заявлением, что станет монахиней.
— Все решено. — Он сделала шаг в ее сторону.
Она выставила перед собой руки, держа его на расстоянии:
— Нет, я ничего не решала.
Он упрям. Но и она тоже. Ее отец был таким добросердечным, особенно по отношению к любимым людям. Ее упертость была чертой, унаследованной от матери.
— Я знаю, как усердно ты работаешь. И ценю это. Пожалуйста, позволь мне тебе помочь.
Брэдли просто хотел сказать «спасибо» — в своем стиле. Вид у него был донельзя раздосадованный.
Ханна подняла руки в воздух, признавая поражение:
— Ладно. Принимаю твое предложение.
Он тяжело выдохнул, огляделся и, решив, что только диван может выдержать его вес, прошел мимо Ханны и сел. Затем взял случайный журнал из кипы на кофейном столике и сделал вид, что ему очень интересна статья «Сто один совет по летней укладке».
— Вылет через сорок пять минут.
Гм, судя по всему, блаженное время выражения признательности прошло. Опять рабочий настрой.
Ханна посмотрела на старые часы, доставшиеся ей от отца: они были ей так велики, что ей приходилось проворачивать их на запястье, чтобы глянуть на циферблат. Сорок пять минут? Она соберется через сорок.
Не сказав ни слова, она развернулась и убежала к себе. На стуле висела подходящая по погодным условиям для Тасмании одежда, которую она выбрала еще вчера. Собрав ее, она быстрым шагом зашла в ванную.
Там ее ждал сюрприз. Перед зеркалом стояла Соня, одетая в зеленое кимоно.
Ханна резко остановилась:
— Соня! Ты меня напугала до полусмерти. Я даже не знала, что ты дома.
Соня улыбнулась своему отражению:
— Я не хотела мешать тебе и начальничку.
Ее улыбка была слишком самодовольной, чтобы разубедить Ханну, которая неожиданно вспомнила про убранную веревку.
— Ты знала, что он придет!
Соня бросила пинцет в раковину и повернулась к подруге:
— Все, что я знаю, — это то, что, когда мы вернулись в офис, он только и делал, что говорил о Тасмании. Все остальное отошло за второй план.
Ханна потеряла дар речи.
Соня надула губки.
— Меня он никогда не подвозил до дома, хотя мы с ним работаем в два раза дольше.
— Твои родители живут в пятнадцати минутах езды! — Ханна вытолкала подругу из ванной и захлопнула за ней дверь со всей яростью, на какую была способна.
Время было на исходе, и Ханна, быстро стянув с себя пижаму и сделав небрежный пучок на макушке, забралась под прохладные струи душа. Судорожно вобрав в легкие воздуха, она включила горячую воду и подождала, пока пар не стал обжигающим, и только тогда взяла свое любимое мыло из овсяной муки и схватилась за мочалку.
