Гость - [19]

— Семен, он с ножом! — крикнул Иван, на ходу взяв в руки припрятанный у завалинки кол.

Вор обернулся, и в свете факела блеснула сталь. Недолго думая, Иван ударил вора колом по голове, но тот увернулся, и удар пришелся по правому плечу.

Нож выпал. Вдвоем с Семеном они набросились на вора, сшибли с ног и начали его пинать. Вор несколько раз вскрикнул и затих.

— Не надо, подождите! — крикнул Стас, пытаясь остановить людей, пока дело не дошло до убийства.

Малышев резко обернулся на голос и поднял факел выше.

— Кто здесь?

Игнат увидел очертания человека, выходившего из темноты сеновала, издал душераздирающий крик и, держа перед собой вилы, бросился на врага. От падения плечо ужасно болело, но Стас все же подпрыгнул, ухватился за жердь двумя руками и, сделав нечто похожее на «подъем-переворот», подтянул ноги как можно выше. Игнат пролетел мимо и, споткнувшись обо что-то в темноте, рухнул с жутким грохотом.

— Это я, Станислав, — крикнул Стас, делая, как и Малышев, ударение на «и». — Игнашка! Это же я!

На улице послышался шум. Где-то залаяла собака, потом еще одна и еще…

— Хорош! — крикнул Малышев и начал расталкивать в разные стороны Ивана с Семеном. — Зашибете.

В соседнем дворе скрипнула и отворилась дверь, по доскам затопали ноги.

Стас спрыгнул на землю и, то и дело оборачиваясь на поднимавшегося на ноги Игната, поспешил выйти на свет факела. О забор что-то стукнуло, и через секунду над ним появилась голова соседа с факелом в руках.

— Емельяныч. Ты, что ли?

— Я, Алексей, я.

— Чаво тут у вас?

— Вора словили, — ответил Малышев.

— Кажись, зашибли, — с испугом в голосе сказал Иван и медленно перекрестился.

— А второй-то утек, — сожалел Семен.

— Да нет, — сказал сосед. — На улице шумят, поймали. Помочь?

— Не надо. Справились уже, — вздохнул Малышев. — Спасибо.

— Ну слава Богу. Ты тогда зови, если чего, — сосед исчез за забором и продолжил, уходя к крыльцу: — Доворовался один, отдал Богу душу.

Игнат, прихрамывая на правую ногу, подходил, опираясь на вилы. Иван сходил в чулан и принес еще один факел. Посреди двора лежал мертвый человек.

Малышев и дворовые стояли вокруг него и смотрели на бездыханное тело.

— Как же это мы его так… — недоумевал Семен. — Да били-то вроде не сильно.

Вон второй поднялся и убег.

— Второму-то я только в морду сунул, — сказал Иван, — а этого мы с тобой на пару помяли.

— Чо ж таперича будет, Фрол Емельянович, — спросил Иван. — Не по умыслу же его жизни лишили.

— Что будет, то и будет, — твердо сказал Малышев. — А ты заранее не бойся.

Не ты в его дом залез, а он в мой.

— Так за воровство-то, чай, жизни не лишают.

— Он с ножом на тебя набросился, а это разбой получается, — сказал Стас.

— Утром тело нужно на государев двор отвезти. Там Фрол Емельянович расскажет все как было. И нож покажет. А мы все подтвердим.

— Дело говоришь, — сказал Малышев. — Утром так и сделаем.

— На воровство-то с ножом не ходят, — сказал Семен. — А они, Фрол Емельянович, знали, что ты со Станиславом в Можайск уехал, и думали, что только завтра вернетесь. Да и я в ночь хотел уйти рыбу удить.

— Семен, — сказал Малышев. — Егор в Можайске остался. Сходи к нему домой.

Спроси, как у них.

Семен кивнул головой и быстро вышел со двора. Вернулся он через полчаса и сказал, что к Егору вечером приехали родственники, так что у них сегодня полон дом народа.

Заснуть Стас уже не смог. Так и пролежал до утра с закрытыми глазами, размышляя о ценности человеческой жизни. Очень быстро он утвердился в мысли, что жизнь человека всегда будет стоить не очень дорого. Точнее, всегда найдется человек, которой ее оценит очень дешево.

В избе висел стойкий запах винного перегара. Дверь была открыта, окна распахнуты, белые расшитые занавески чуть колыхал слабый вечерний ветерок.

Пять человек праздновали четвертый час кряду. Утром к Фролу Емельяновичу из Новгорода приехал старший брат Петр Емельянович, с ним был его приказчик Федор и десяток работников. Приехали они с большим обозом, привезли товары.

К трем часам товары сгрузили в амбары Фрола Емельяновича, а людей оставили на постоялом дворе. Но о том, что Петр останется ночевать не у брата, и речи быть не могло. А как обрадовался Прошка, заприметив дядю в конце улицы. И Варвара Егоровна как будто повеселела. Стас в первый раз увидел, как она улыбалась. Когда она вышла к гостям, на ней была подволока — богатая мантия, сшитая из шелка красного и белого цвета. Она была расшита золотом.

Края обвешены пристегнутыми жемчугом и драгоценными камнями.

Гостей потчевали с серебра. Твердые кушанья и жаркое приносили на блюдах, жидкие кушанья — в серебряных кастрюлях с покрышками, разливали в серебряные мисы. Ложки были серебряные, с позолотою и вензелем Малышева. Ножи подали, оправленные золотом, серебром и драгоценными камнями. На столе стояли серебряные, украшенные финифтью солоницы, уксусницы и перечницы на ножках.

Кувшины с вином были серебряные, с ободками на шейках и крышках.

Крепко выпив и сладко закусив, купцы сидели за столом и разговаривали.

О родственниках, друзьях, торговле, жизни.

— Нет, братец, — сказал Фрол Емельянович. — Только при Иоанне начали город стеной окружать. И крепость, да и дворец государя — все построено из кирпича, на итальянский лад, итальянскими мастерами, которых за огромные деньги выписали. И два главных собора, Успенский и Архангельский, тоже из камня.