Госпожа сочинительница - [39]

Мы странно сошлись. Средь салонного круга.

В пустом разговоре его.

Мы словно украдкой, не зная друг друга.

Свое угадали родство.

И сходство души не по чувства порыву.

Слетевшему с уст наобум.

Проведали мы, но по мысли отзыву.

И проблеску внутренних дум.

Занявшись усердно общественным вздором.

Шутливое молвя словцо.

Мы вдруг любопытным, внимательным взором.

Взглянули друг другу в лицо…

И, свидясь, в душе мы чужой отголоска.

Своей не старались найти.

Весь вечер вдвоем говорили мы жестко.

Держа свою грусть взаперти.

Не зная, придется ль увидеться снова.

Нечаянно встретясь вчера.

С правдивостью странной, жестоко, сурово.

Мы распрю вели до утра.

Привычные все оскорбляя понятья.

Как враг беспощадный с врагом, —

И молча друг другу, и крепко, как братья.

Пожали мы руку потом.

Дружба — это так, для самооправдания. Отношения очень быстро перешли в другой разряд!

Стихи, посвященные вспышке этой страсти — их немного, десяток, — считаются лучшими из всего написанного Каролиной. Что неудивительно. Благодаря любви Бориса… нет, благодаря своей любви к Борису (потому что в отношениях со своими мужчинами линию поведения всегда — к счастью или нет, неведомо, — определяла именно она) Каролина совершенно преобразилась. Легко понять! Любовь ее к Мицкевичу была вспышкой первого, еще не вполне осознанного влечения. Брак с Павловым будоражил ее интеллект, однако к страсти это почти не имело никакого отношения. Буря чувств — вот что такое ее роман с Борисом, вспышка запоздалой молодости, неизведанные ранее ощущения, пробуждение женщины именно тогда, когда она уже видела себя старухой!

Все преобразилось в мире. Однако Каролина со своим «анализирующим умом», как выразилась некогда о нем княгиня Волконская, была бы не Каролина, если бы понеслась по воле чувственных волн. Ей непременно потребно препарировать дрожание своего сердца! Главное, чего она никак не может понять: да неужели именно она оказалась способна на такую неистовую страсть?

Забавны все-таки эти растения — цветы запоздалые! Каролина, которая всю жизнь преподносила себя как некую Клеопатру — ну, скажем так: Клеопатру-скромницу, — словно бы извиняется за то, что оказалась способна потерять голову.

Вся штука была в том, что на самом-то деле она не верила, будто эта страсть может продлиться долго.

Ну, естественно, разве могло быть иначе?

Зачем судьбы причуда.

Нас двух вела сюда.

И врозь ведет отсюда.

Нас вновь бог весть куда?

Зачем, скажи, ужели.

Затем лишь, чтоб могло.

Земных скорбей без цели.

Умножиться число?

Чтоб все, что уцелело.

Что с горечью потерь.

Еще боролось смело.

Разбилося теперь?

Иль чтоб свершилось чудо?

Иль чтоб взошла звезда?..

Зачем судьбы причуда.

Нас двух вела сюда?!

Самым тяжелым было понять: даже когда два человека испытывают друг к другу сильнейшее физическое влечение, они могут стремиться друг от друга духовно. Особенно если эти двое — сильные, мыслящие личности, привыкшие сами управляться со своими жизнями и не желающие меняться ни ради чего, ни ради кого. Впрочем, это были именно те грабли, на которые Каролина наступала всю жизнь: телом вместе, а душою — врозь. Не так ли было с Мицкевичем, потом с Павловым, теперь — с Борисом Утиным?

За тяжкий час, когда я дорогою.

Плачусь ценой.

И, пользуясь минутною виною.

Когда стоишь холодным судиею.

Ты предо мной, —

Нельзя забыть, как много в нас родного.

Сошлось сперва;

Радушного нельзя не помнить слова.

Мне твоего, когда звучат сурово.

Твои слова.

Пускай ты прав, пускай я виновата.

Но ты поймешь.

Что в нас все то, что истинно и свято.

Не может вдруг исчезнуть без возврата.

Как бред и ложь…

Я в силах ждать, хоть грудь полна недуга.

И злой мечты;

В душе моей есть боль, но нет испуга:

Когда-нибудь мне снова руку друга.

Протянешь ты!

Опять звучит та же надежда на возвращение чувства, что уже была пережита в истории с Мицкевичем. Причем надежда еще более бессмысленная. Самое печальное, что, по сути, разлучила Каролину с Адамом национальная рознь, его неистовый польщизм, ну а потом уже — деньги. Аналогичная история произошла и в ее отношениях с Борисом, человеком передовым, умным, образованным, однако — рожденным и воспитанным в патриархальной еврейской семье. Когда слухи о связи их красавца-сына с немолодой дамой, обладательницей неприличной славы, дошли до семейства Исаака Утина… о, скандал вышел за рамки всех допустимых приличий и надолго запомнился Дерпту!

И любовники вынуждены были расстаться. Борис, конечно, не потерпел никакого морального и физического урона (ведь и у русских, и у евреев одинаково — быль молодцу не в укор!), а Каролина покинула еще один город, пребывание в котором сделалось для нее невозможным. Отправилась она сначала в Дрезден, затем — странствовать по Европе.

Прошло сполна все то, что было.

Рассудок чувство покорил.

И одолела воли сила.

Последний взрыв сердечных сил.

И как сегодня все далеко.

Что совершалося вчера:

Стремленье дум, борьба без прока.

Души бедовая игра!

Как долго грудь роптала вздорно.

Кичливых прихотей полна;

И как все тихо, и просторно.

И безответно в ней до дна.

Я вспоминаю лишь порою.

Про лучший сон мой, как про зло.

И мыслю с тяжкою тоскою.

О том, что было, что прошло.