Господин Адамсон - [37]
— Дружище! — воскликнула Биби. — Если мы сейчас же отправимся, то успеем на утренний самолет.
Она подошла к Джейми, которая заснула на своем табурете, положив голову на стойку, потрясла ее и показала на пустые пивные банки. Во время моего рассказа она построила из них высокую пирамиду. Пили мы исключительно «Будвайзер», но в пирамиде странным образом оказалась одна банка из-под пива другого сорта. «Шлитц». Словно сбой в генетической программе. Господи, неужели мы все это выпили?
— Запиши на мой счет, — распорядилась Биби, — мы спешим.
Джейми кивнула еще в полудреме, глядя на нее бессмысленным взглядом. Капитан и шериф тоже по-прежнему торчали в баре. Шериф сидел на полу, вытянув ноги и привалившись спиной к стене, он спал. Дыхание с хрипом вырывалось из его полуоткрытого рта, нижняя губа отвисла. Капитан Бриггс, наклонившись вперед, сидел в инвалидном кресле. Глаза открыты, он не шевелился. Может, умер.
Биби и пьяная вела машину, как профессиональный шофер-дальнобойщик. Улицы опустели, только фиолетовая дымка указывала на скорое наступление утра. Мы ехали назад той же дорогой, только намного быстрее, так как Биби не обращала внимания на ограничения скорости. Разрешалось максимум сорок миль в час, но с этим она не могла смириться. Я, не пристегнувшись, сидел рядом с ней — в пикапе, правда, были ремни безопасности, но они не входили в замок — и держался за кость динозавра, она, раскачиваясь во все стороны, служила мне опорой. В дороге мы наблюдали — словно зеркальное отражение нашего пути сюда — восход солнца, как оно вышло из-за горизонта, появилось на небе и следовало за нами, вначале красное, потом желтое, затем все белее. Когда мы приехали в аэропорт Феникса, солнце пылало так ярко, что я не решился бы поглядеть вверх даже в солнечных очках. Но у меня не было солнечных очков.
Билеты у нас были — Биби выторговала у кружка любителей виски и обратные билеты, — и в самолете еще оставалось два свободных места. Здесь, на регистрации в Фениксе, обаяние Биби действовало не так безотказно, как в Европе. Ее уговоры, ввиду нашего преклонного возраста и верности компании, а также вообще в знак солидарности всех со всеми, зарегистрировать наши билеты как билеты первого класса не произвели никакого впечатления на даму у окошка. Та даже не ответила, просто с каменным лицом придвинула ей посадочные талоны.
— Have a good flight,[14] — сказала мне Биби так громко, что дама не могла не услышать ее.
Все равно мы оба изнемогали от усталости и заснули еще до взлета. Мы заснули бы даже в эконом-классе. Я проспал почти весь полет, но, помню, видел какой-то фильм, каких-то ныряльщиков, которые искали затонувший в море город. Биби рядом со мной страдальчески стонала, но, широко раскрыв глаза, смотрела вперед на экран. Я еще немного поспал, а потом мы зашли на посадку, на полчаса раньше, чем значилось в расписании.
«Ситроен» ждал нас на стоянке аэропорта так же преданно, как в Америке «тойота». Когда я вставил парковочный талон в автомат и он потребовал от меня — хоть это и было в Швейцарии — двадцать два евро, Биби воскликнула:
— Twenty two bucks! Such much![15] — и продолжала ворчать, что вот, она снова в Европе, а тут автомобили требуют денег, даже когда стоят.
Мы поехали к вилле господина Кремера. Был теплый осенний день, не весна, как когда-то. И вокруг уже ни желтого жнивья, ни стай воробьев, клюющих оставшееся зерно, ни коров, ни полевых зайцев. За виллой господина Кремера стояли дома. Вплотную друг к другу. Забранные чугунными решетками окна первых этажей, миниатюрные пальмы в кадках около дверей, а в садах — бассейны, где вполне могли плескаться два не очень крупных ребенка.
Мой старый дом и на этот раз казался нежилым. На плиточной дорожке, которая вела к дому, стоял детский велосипед. Немного дальше — дом Мика, его совсем закрыли разросшиеся за это время деревья и кусты. Плющ. И здесь ни души.
Я остановил машину перед воротами виллы господина Кремера, но даже не попытался их открыть, а повел Биби вдоль садовой изгороди из самшита, такой же густой, как когда-то, к лазу в конце сада. Слава Богу, через него еще можно было проникнуть в сад. И скамейка стояла на углу. Правда, теперь старые дамы из богадельни — если они все еще приходили сюда — не смогли бы увидеть отсюда водонапорную башню. Обзор им и нам закрывал дом с плоской крышей.
Сознаюсь, я был немного взволнован, что нахожусь так близко к господину Адамсону, которому нельзя меня видеть, и к Белой Даме (мне опять пришлось прижаться к стене ее сада). Наверняка и в этот раз на моей куртке и брюках остались белесые следы от побелки, как в детстве. Лаз все еще был на месте, но он стал таким узким, что казалось невозможным протиснуться сквозь него. Однако я старался изо всех сил и почувствовал, как острые ветви оцарапали мне руки и щеки. Я закрыл глаза. Листья вокруг меня шелестели. Я боролся с ветками, а потом неожиданно ввалился в сад.
— Я принесу топор из сарая, — прошептал я стене из листьев, за которой, хоть я ее и не видел, ждала Биби, — и расчищу тебе дорогу.
Послышался треск, и Биби с грациозностью буйволицы, которой нет дела до каких-то деревяшек, когда она хочет добраться до кормушки, продралась сквозь кусты. Спина прямая, сама сияет, отдуваясь, как паровоз, вот она уже стоит рядом со мной и смотрит, как и я, на вновь обретенный рай, раскинувшийся перед нами.
УДК 821.112.2ББК 84(4Шва) В42Книга издана при поддержке Швейцарского фонда культурыPRO HELVETIAВидмер У.Любовник моей матери: Роман / Урс Видмер; Пер. с нем. О. Асписовой. — М.: Текст, 2004. — 158 с.ISBN 5-7516-0406-7Впервые в России выходит книга Урса Видмера (р. 1938), которого критика называет преемником традиций Ф. Дюрренматта и М. Фриша и причисляет к самым ярким современным швейцарским авторам. Это история безоглядной и безответной любви женщины к знаменитому музыканту, рассказанная ее сыном с подчеркнутой отстраненностью, почти равнодушием, что делает трагедию еще пронзительней.Роман «Любовник моей матери» — это история немой всепоглощающей страсти, которую на протяжении всей жизни испытывает женщина к человеку, холодному до жестокости и равнодушному ко всему, кроме музыки.
Вслед за двумя автобиографическими романами «Любовник моей матери» и «Дневник моего отца» известный швейцарский писатель Урс Видмер сочинил новую книгу — «Жизнь гнома», в которой рассказывает о своем детстве. Главный герой — любимая игрушка автора, гном, который приносит удачу и охраняет своего маленького хозяина от всяческих бед.
В антологии представлены современные швейцарские авторы, пишущие на немецком, французском, итальянском и ретороманском языках, а также диалектах. Темы пьес, равно актуальные в России и Швейцарии, чрезвычайно разнообразны: от перипетий детско-юношеского футбола («Бей-беги») до всемирного экономического кризиса («Конец денег») и вечных вопросов веры и доверия («Автобус»). Различны и жанры: от документального театра («Неофобия») до пьес, действие которых происходит в виртуальном пространстве («Йоко-ни»).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На двенадцатый день рождения герой книги Карл получает в подарок книгу с чистыми страницами, куда он должен день за днем записывать историю своей жизни, которую после его смерти, согласно традиции, прочтет сын. Но случилось так, что книга пропала, и сын заново, во второй раз, пишет жизнеописание отца, человека незаурядного, страстного любителя книг. Его духовный мир неразрывно связан с творчеством Вийона, Стендаля, Дидро и других выдающихся французских литераторов прошлого, а в реальной жизни он — член группы художников-авангардистов, пламенных антифашистов.
Сделав христианство государственной религией Римской империи и борясь за её чистоту, император Константин невольно встал у истоков православия.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…