Господин Адамсон - [35]
— Это мой головной убор! — воскликнул Рычащий Лев. — Это моя обувь! Как они оказались у этого парня?
— Это — вы.
— Тогда я должен быть мертв! — Он рассмеялся. Теперь смеялись и остальные воины навахо, так весело, от всей души, как и обещал мой учебник. Даже из раненого рта бледнолицего вырвался смешок.
Я продолжал копать с прежней скоростью, решительно, с полным пониманием ситуации, — и меньше чем через десять минут все они лежали перед нами. Все восемь индейцев, один возле другого, и трое белых. Души умерших склонились над своими скелетами и, возбужденно галдя, пытались отыскать себя. Это оказалось нетрудно, потому что у каждого была своя курительная трубка, еще не превратившаяся в прах, или томагавк со знакомым орнаментом, остатки брюк, особые перья. Белый мужчина узнал свои карманные часы в форме луковицы, они, давно уже покрытые землей, остановились в половине двенадцатого.
— Вот это да! — изумилась миссис Миллер. Она наклонилась, оказавшись наполовину в мертвом вожде, и тоже рассматривала кости, колчаны и ожерелья.
Наискосок через площадь к нам двигались две фигуры: капитан Бриггс в инвалидном кресле и крупный мужчина лет сорока с звездой на груди, кативший кресло. Шериф. Оба медленно приблизились к нам и остановились. Шериф смотрел на кучу костей, капитан Бриггс — себе под ноги.
— Что это? — спросил шериф.
— Одиннадцать человек, убитых капитаном Бриггсом, — ответил я. — Если вас интересует мое мнение — тянет на пожизненное.
— Это те самые парни. — Капитан Бриггс поднял голову и захихикал. — Я их убрал. Всех разом. — Сияя от гордости, он поглядел на шерифа.
— Самооборона?
— У них не было времени для обороны. — Капитан захихикал громче. — Бах, и все.
Шериф почесал в затылке.
— Все равно срок давности истек, — пробормотал он и снова схватился за ручки инвалидного кресла.
— У убийства не бывает срока давности, — возразила миссис Миллер.
Шериф одарил ее таким взглядом, за который и ему следовало бы дать пожизненное. Капитан Бриггс хихикал все веселее, так что я начал опасаться нового приступа. Шериф тоже заметил это и бегом покатил кресло к дверям бара «У Джейми». Он с маху ввез капитана Бриггса в бар. Капитан расхохотался — от радости или от боли? — и оба скрылись в помещении.
А индейцы пытались вытащить из земли свои вещи, но у них ничего не получалось. Зверобой тоже несколько раз хватался своей нематериальной ручищей за часы. Вождь первым понял, в чем дело, выпрямился и с достоинством пошел к деревянному дому, даже не взглянув на миссис Миллер и меня. Он исчез в стене. Остальные еще какое-то время возились в земле, но потом и они сдались. И быстро побежали за своим шефом. Их поглотила деревянная балка в стене дома. Площадь вокруг нас раскалилась от жары.
— Мне тоже надо выпить глоток, — сказала миссис Миллер.
Да и у меня в глотке пересохло. Мы пошли к бару. Перед дверью я еще раз оглянулся. Скелеты рядком лежали в пыли, одиннадцать черепов, глядевших пустыми глазницами в небо. Около головы вождя лежала лопатка.
Мы встали у конца стойки, подальше от шерифа и капитана Бриггса. Капитан Бриггс с пунцовым от кашля лицом едва дышал. Шериф кинул на нас злобный взгляд. Джейми, нынешняя Джейми, пододвинула нам две банки пива «Будвайзер». Мы выпили.
— А-а-х! — Джейми уже шла к нам с новым пивом.
— Мы должны перейти на «ты»! — Миссис Миллер подняла банку с пивом. — Меня зовут Дафна.
— Твое здоровье, Дафна.
— Будь здоров, Невер!
Мы выпили. Я поставил банку на стойку и сказал:
— Вообще-то меня зовут Хорст.
— Будь здоров, Хорст! — Она очень серьезно кивнула и сделала еще глоток. — На самом деле всех зовут не так, как мы думаем. Вот я, хоть и ношу имя Дафна, на самом деле — Биби.
— Биби?!
— Биби.
Я уставился на нее. Биби, неужели это возможно, неужели она — Биби господина Адамсона? Я быстро сопоставил даты — да, она старая дама, вполне могла родиться в 1934 году. Потом я сравнил черты ее лица с черепом господина Адамсона. Ну, она не была его точной копией. Но и мы с тобой, Анни, не похожи как две капли воды, а ты все равно моя внучка. Да и три пряди волос на голове миссис Миллер очень напоминали мне три торчащих волоска у господина Адамсона. И глаза! У нее — базедовые, у него — выпученные.
— Да, Биби, — продолжила она. — Первым меня так назвал сапожник Киммих. Как же я его любила. Хотелось бы знать, что с ним случилось.
— Теперь его зовут Брждырк, — сказал я, — или Оржхымск.
— Ты его знаешь?
— Да, то есть я хотел сказать — нет.
— Я играла с ним в прятки, — рассказывала Дафна, оказавшаяся Биби. — Я пряталась за обувью, а он за верстаком. У него были такие веселые глаза, и он всегда носил вязаную кофту. Серую. Он очень любил играть в прятки, господин Киммих. Прямо светился от счастья. А однажды не захотел вставать, хотя я давно нашла его. Продолжал лежать. Просто продолжал лежать.
— Он умер, — сказал я.
— Умер?
— И это был не сапожник Киммих, а господин Адамсон.
— Господин Адамсон?
— Твой дедушка! — завопил я. — Ты что, не знаешь, что твой дедушка — господин Адамсон?
Биби зыркнула на меня:
— Ха! Ты мне будешь рассказывать про моего дедушку. Да если я тебе скажу, кто был мой дед, ты просто обалдеешь. — И она открыла банку пива, так резко, что пиво брызнуло ей в нос, и залпом выпила. Когда Биби отняла банку ото рта и поставила ее рядом с первой, в ее глазах светилось торжество. — Но, — она приложила остренький указательный палец к моему носу и рассмеялась, — я тебе этого не скажу.
УДК 821.112.2ББК 84(4Шва) В42Книга издана при поддержке Швейцарского фонда культурыPRO HELVETIAВидмер У.Любовник моей матери: Роман / Урс Видмер; Пер. с нем. О. Асписовой. — М.: Текст, 2004. — 158 с.ISBN 5-7516-0406-7Впервые в России выходит книга Урса Видмера (р. 1938), которого критика называет преемником традиций Ф. Дюрренматта и М. Фриша и причисляет к самым ярким современным швейцарским авторам. Это история безоглядной и безответной любви женщины к знаменитому музыканту, рассказанная ее сыном с подчеркнутой отстраненностью, почти равнодушием, что делает трагедию еще пронзительней.Роман «Любовник моей матери» — это история немой всепоглощающей страсти, которую на протяжении всей жизни испытывает женщина к человеку, холодному до жестокости и равнодушному ко всему, кроме музыки.
Вслед за двумя автобиографическими романами «Любовник моей матери» и «Дневник моего отца» известный швейцарский писатель Урс Видмер сочинил новую книгу — «Жизнь гнома», в которой рассказывает о своем детстве. Главный герой — любимая игрушка автора, гном, который приносит удачу и охраняет своего маленького хозяина от всяческих бед.
В антологии представлены современные швейцарские авторы, пишущие на немецком, французском, итальянском и ретороманском языках, а также диалектах. Темы пьес, равно актуальные в России и Швейцарии, чрезвычайно разнообразны: от перипетий детско-юношеского футбола («Бей-беги») до всемирного экономического кризиса («Конец денег») и вечных вопросов веры и доверия («Автобус»). Различны и жанры: от документального театра («Неофобия») до пьес, действие которых происходит в виртуальном пространстве («Йоко-ни»).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На двенадцатый день рождения герой книги Карл получает в подарок книгу с чистыми страницами, куда он должен день за днем записывать историю своей жизни, которую после его смерти, согласно традиции, прочтет сын. Но случилось так, что книга пропала, и сын заново, во второй раз, пишет жизнеописание отца, человека незаурядного, страстного любителя книг. Его духовный мир неразрывно связан с творчеством Вийона, Стендаля, Дидро и других выдающихся французских литераторов прошлого, а в реальной жизни он — член группы художников-авангардистов, пламенных антифашистов.
Сделав христианство государственной религией Римской империи и борясь за её чистоту, император Константин невольно встал у истоков православия.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…