Господь хранит любящих - [5]

— Ты благополучно долетишь, — сказала она, глядя куда-то в парк. — Мне кажется, очень холодно.

Она все говорила и говорила. Предложение. Пауза. Еще предложение.

— И гололед. — Ее большие черные глаза избегали меня. — Надеюсь, взлетная полоса чистая.

Я обнял ее за плечи, и она повернулась ко мне.

— Любимая, — сказал я.

Она поцеловала меня в щеку и тихо вздохнула. Я подсунул руку под пеньюар и коснулся ее обнаженного плеча. Она мягко отстранилась.

— Не надо, — сказала она. — Пожалуйста, не надо. Я просто заболеваю, когда ты меня касаешься, но я знаю, что у нас больше нет времени.

— У нас есть время. — Моя рука проскользнула дальше. — Еще немного времени у нас есть.

— Для этого мы слишком взвинчены, — сказала она. — Одевайся, я сварю кофе.

Она пошла на кухню. Я вышел в небольшой холл, который был расположен между двумя комнатами и двери которого выходили на каменную террасу. Я посмотрел на улицу. Фонари еще горели.

Небо было свинцово-серым. Ни дуновения ветерка.

Пока я одевался, Сибилла возилась на кухне. Потом я упаковал свой небогатый гардероб и положил на чемодан пишущую машинку. Теперь, я слышал, Сибилла была в ванной. Я сел возле полки, на которой стояли некоторые из ее книг. У нее было много книг, большей частью на итальянском. Сибилла долго жила в Италии. Теперь она использовала эти книги в профессиональных целях. Она была учительницей итальянского.

Она любила Италию и беспрестанно рассказывала мне об этой стране. Я думаю, что в Италии она была очень счастлива. Она бросила бесчисленное количество монет в фонтан Треви в Риме. Говорят, если сделать это, то обязательно вернешься в Вечный город…

Я снял с полки тоненький томик. Это был критический опус об Анаксимандре из Милета. Сибилла читала нечто подобное? У нее были удивительные книги, которые ей совсем не подходили. Я полистал книжку, слушая, как она чистит зубы, и прочел место, отчеркнутое кем-то карандашом: «Происхождение вещей — бесконечность. Откуда они возникают, туда и приходят с неизбежностью, там приносят друг другу покаяние и получают воздаяние за беззакония свои после конца мироздания».

— Пауль?

Я поднялся. Она стояла передо мной в одних чулках и бюстгальтере — и больше ничего. Я смотрел на ее по-мальчишески сложенное тело, на узкий таз, широкие плечи, маленькие груди со вздернутыми сосками. Она протянула ко мне руки. Теперь я увидел родинку под правой подмышкой. Она была темно-коричневая, величиной с монету в одну марку.

— Что мне надеть? Зеленый или черный костюм?

— Черный, — ответил я. — Он теплее.

— Посмотри на меня, — сказала она. — Посмотри еще раз внимательно, любимый, чтобы не забыл, как я выгляжу.

— Я тебя никогда не забуду. В любой момент я могу закрыть глаза и видеть твое лицо и твое тело, они сразу возникают передо мной отчетливо и ясно.

— У меня так же.

— Потому что мы любим друг друга.

— Сейчас я буду готова. Через десять минут можем садиться завтракать, — сказала она и ушла в спальню.

Я чувствовал себя усталым и опустошенным. Голова болела, руки были холодными.

4

Мы выпили только горячего кофе, оба мы не могли есть. Свежие булочки остались на тарелке, яйца всмятку — в своих стаканчиках. Цветной джем, желтое масло.

— Это бессмысленно, — сказала Сибилла. — Я не могу проглотить ни кусочка.

— Мы психопаты, — поддержал я. — Уже год мы знаем друг друга, и каждый раз, когда пора расставаться, повторяется одна и та же сцена.

Я пошел к телефону и вызвал такси. Сибилла надела свое тяжелое пальто. Когда она поднимала его большой воротник, ее голова совершенно исчезала в нем. Я взял чемодан и направился к двери.

— Дай мне понести твою машинку, — попросила она.

Теперь у нее на голове была шляпка, похожая на колониальный шлем, серая фетровая шляпка. Пальто тоже было серое. С большими карманами. Мы спустились по лестнице и вышли во двор. Был пронизывающий холод, мороз перехватывал дыхание.

— Осторожно, любимая, действительно очень скользко.

Она семенила возле меня на своих высоких каблуках. Мы дошли до ворот и вышли на улицу. Такси еще не было. Мальчишка развозил на велосипеде свежие булочки. Но ему приходилось толкать велосипед — ехать на нем было слишком скользко. Улица блестела, как зеркало. Мальчишка, весь съежившись от холода, развешивал на ручки садовых калиток белые льняные мешочки.

Такси подъехало бесшумно, как корабль по морю. Внезапно нас ослепили его фары. Шофер затормозил и вышел, чтобы уложить мой чемодан.

— В аэропорт, — сказал я.

В такси я сел с трудом — никак не мог поднять ногу с протезом. Культя все еще ныла. Погода менялась. В машине я нащупал руку Сибиллы. Она сняла перчатку и тесно переплела свои пальцы с моими. На заднем сиденье было холодно, пахло бензином и прелой кожей. На поворотах машину заносило.

— Поезжайте медленнее, — сказал я. — Мы не спешим.

Шофер ничего не ответил.

Мы ехали по городу. Продрогшие рабочие стояли на автобусных остановках. Было еще очень тихо. Я смотрел на двух девчушек, которые подпрыгивали, чтобы согреться. Что делают дети в такой час на улице?

Я сказал Сибилле:

— Когда вернешься домой, ляг снова и попытайся заснуть. Прими капли.

Она кивнула. Теперь мы проезжали по большому мосту. Из-под него раздавался визг тормозов. Вдали пускал дым локомотив. Белый столб прорезал темноту и терялся в белесой мгле свинцового неба.