Горюч-камень - [9]
Чувствовал Моисей, сколько горя таится за спокойным окающим говором Ипанова, понимающе кивал головою. Но в то же время видел он, что мужики, горе которых теперь неизмеримо больше, не доверяют ни единому слову управителя. Разве только Данила отмякнет скорее иных. Вон какие стали у него синие унылые глаза.
— Стало быть, ты самый что ни на есть голова, — снова сказал Васька.
— Доглядчиком приставлен ко мне англичанин Гиль. За сие платит ему Лазарев по три тысячи в год. Вы будете воевать со мною, потому как я ближе, а я — с Гилем. Во-он он, как перекати-поле, поспешает. — Ипанов насупился, сделал шаг в сторону, но раздумал, стал ждать.
Пухлый, розовенький, кругленький, в короткой курточке и узких полосатых панталончиках, с глиняной трубочкой в розовых губах, Гиль и в самом деле катился по тропинке. Казалось, он не касается земли, а просто силою ветра приближается к ним, лишь перебирая короткими ногами. Но вот ветер будто затих, и Гиль остановился, собрал на лице добродушные морщинки:
— С но-во-сельем, мушички!
— Милости просим, — поклонился Тихон.
Гиль обнажил неожиданно крупные желтые зубы, похлопал его по плечу.
— И меня, — попросил Васька.
— Оу! — удивился Гиль и побежал дальше, предложив Ипанову следовать за собой.
— Должно быть, добрый человек этот немец, — сказал Данила.
— Рыжие все добрые, — захохотал Васька.
У Моисея полегчало на душе: авось, это так и есть. И отпросится он у Ипанова на разведки в леса. Гиль прикажет снарядить поиски… А там! Господи, да что еще надо Моисею, что еще надо! Поклонится он матушке земле, испросит благословения у Трофима Терентьича и будет все лето жить в лесу, беседовать с ручьями да птицами, слушать голоса подземных кладов.
Грезил Моисей наяву, а руки, приученные к труду, все делали будто сами. К вечеру мужики сложили барак-казарму, настлали нары, бабы занавесили тряпьем оконца, стали устраиваться на ночлег. Играя пышным телом, проплыла мимо Васьки жена Тимохина Лукерья, подтолкнула его плечом:
— Уж вы, мужички, дорожку к нам проторите. Не забывайте.
— Ух, баба вкусна, — мечтательно зажмурился Васька ей вслед.
— Ты шары-то не пяль, — опасливо оглянулся кривоногий мужичонка, — Сирин-то тебя слопает и косточки за порог выплюнет.
— Чего каркаешь, нежить? Не убудет, если и гляну, — Васька переставил мужичонку подальше, полез на нары.
Ругаются мужики, зубоскалят, и все понарошку, как в какой-то игре, заводилы которой вовсе не думали шутить. Да нет, и не игра это, а лютая тревога за будущий день, только у всякого прорывается она по-разному. Моисей перекрестился, осторожно прилег рядышком с сыном и Марьей.
Через занавеску просочился неживой лунный свет. От реки тянуло сыростью, громко кричали встревоженные лягвы. Всхлипывания, вздохи переполняли казарму, бродили, как неприкаянные души, — и сон не принес никому покою. Порой визгливым плачем заходился ребенок. Мать зажимала ему рот ладошкой, торопливо убаюкивала.
Моисей не мог забыться. Будто набродился он у лесного болота, надышался его зельевым угаром и впал в бред, от которого нет избавления. Давно ли жизнь тянулась по знакомой тропинке. Несладкою она была, но зато извечной, идущей от прадедов. А теперь не стало даже семьи. Уберегая сына, отдалилась Марья. В особицу от мужиков стали жить и другие жены. Властная сила, в деревне напоминавшая о себе только осенью, вдруг схватила их всех в охапку, понесла в неведомый край и швырнула в гиблое место ради каких-то лишь ей понятных резонов.
«Надо теперь жить одним часом, а там будь что будет», — говорит Васька. Ему просто. А у Данилы в деревне осталась невеста — не пустили ее отец с матерью. У Екима в деревне Меркушевой, что в полусотне верст от Егошихинских медеплавильниц, ждут смерти старики. И сколько таких Данил да Екимов! А почему, за что?
За стенкою похрупывали травой привязанные на ночь лошади. Далеко в лесу ухал филин, накликая новые беды…
Утром Моисея подняли удары чугунного била. Были они совсем иными, чем там, в селе, но сеяли в душу ту же колючую тревогу. Заспанные, усталые люди выползали из казармы, сбивались в толпу. Заря еще только-только посвечивала над лесом, и лица у всех казались мертвенно-серыми.
Перед толпой похаживал Дрынов, постукивал плеткой-треххвосткой по зеркальному голенищу. Чуть в сторонке топтались дюжие парни с ружьями в руках.
— Еремка Демин, Тишка Елисеев, выходи, — скомандовал Дрынов.
Еремка выпростался из толпы, сутулясь больше прежнего. Его длинные жилистые руки бессильно вытянулись по бокам, и только пальцы то сжимались, то разжимались. Тихон, с надеждою озираясь, встал рядышком.
— А это что за обезьяна? — ткнул приказчик в сторону Федора Лозового.
Из толпы льстиво подсказали. Дрынов подступил к Федору, смерил его недобрым взглядом, велел выходить. Казак, пряча от всех глаза, шагнул к Еремке и Тихону. Отобрав еще несколько человек, приказчик отвел всех в сторону:
— Будете жечь уголь.
Бабы запричитали. Глаша бросилась было к Еремке, но Кондратий вытянул Руку, и женщина бессильно повисла на ней, как на жерди заплота. Лукерья стояла тут же, горестно поджав губы. Приказчик оценил ее, мутные глаза блеснули:
Рассказы и повести о наших современниках, о непростом мире детей, о нравственном становлении человека.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дивья пещера… Одна из красивейших на Урале, одна из наименее изученных. Обследован и описан пока лишь главный ход пещеры. Но есть у нее еще и другие ходы и нижние этажи. Туда опасно спускаться даже хорошо подготовленной экспедиции. Однажды утром геолог Белугин обнаружил, что его сын Витька со своим приятелем Стасиком Вилюйским отправились в пещеру. Видимо, они попали в нижние этажи. Белугин с проводником Платоном Гридиным бросились на поиски. О карстовой пещере Дивьей и приключениях двух ребят, заблудившихся в ней, рассказывается в этой книге.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.