Горячий осколок - [2]

Смеркалось. Разбросанные среди оголившихся садов хатки потеряли определённость очертаний. Вокруг было темно, только вдалеке за ручьём светился костерок. Там лейтенант с водителями копаются возле «крокодила» и ждут его, Алексея, с шофёром-немцем.

Быстрый ручей наверное, и зимой не замерзал, а теперь, сточив с берегов лёд, свободно шевелился, пыхтел на дне неглубокой балки, разрезавшей село на две части. Через ручей было перекинуто бревно. «Место самое подходящее для побега», — подумал Алексей.

Себя он увидел как бы со стороны. Ему явственно представилось, как внезапно поворачивается этот здоровенный фриц и бьёт конвоира мощным ударом сбоку — как он называется у боксёров? Кажется, хук… крюк? — бьёт в лицо. Алексей падает без сознания. Немец выхватывает лейтенантский пистолет. Вряд ли станет стрелять, шуму побоится. Просто придушит ручищами и махнёт садами за околицу — поминай как звали. Якушин видел себя бездыханным на весеннем подтаявшем снегу.

— Форвертс! — крикнул громко фальцетом, подбадривая себя. — Форвертс! Вперёд!

Пленный пригнул голову и зашагал быстрее. Рук его не было видно, они всё время находились где-то перед туловищем, и, наверное, поэтому так неестественно горбилась спина.

Алексей испытывал необходимость действовать, что-то немедленно предпринять. Почему это он выставил руку с пистолетом так далеко? Глупо ведь и неграмотно. Известно даже по фильмам и романам, что преступники всегда неожиданно и ловко бьют конвоира по вытянутой руке.

Плотно прижав пистолет к боку, Алексей тут же вспомнил, что даже не спустил предохранитель и не дослал патрон…

Немец, меж тем, покачиваясь, стал сходить к бревну. У самого бревна остановился. Повернулся широченной грудью, и Алексей не увидел у немца рук. Они были под шинелью. Из-под полураспахнутых пол её выглядывали пропитанные кровью грязные бинты.

Показалось, а может, это было и на самом деле: немец укоризненно качает головой.

— Вперёд, — произнёс Алексей негромко.

Пленный неуверенно, боясь потерять равновесие, ступил на шаткое и скользкое бревно.

* * *

Никакого толка, конечно, от этого фрица быть не могло. Его отправили назад даже без охраны: куда такой денется!

Шофёры потешались над Якушиным. Поминали маменькино воспитание, неумелость и несообразительность и даже то, что он москвич и окончил десятилетку, Особенно ядовито хихикал Курочкин. У Якушина кровь прилила к лицу, когда подумал, что Пашка догадывался, как он, Алексей, дрожа от страха, вёл беспомощного пленного по пустынному селу.

— Цыц! — сказал лейтенант. — Разгалделись. Все равно чего-нибудь придумаем, и «крокодил» в дело пойдёт. Позарез он нам нужен, понятно? Возьмём его на буксир пока. Сляднев, цепляй!

У взводного на каждый день была своя идея. То на «ЗИСе» радиатор требовалось сменить, то приварить крюк к газику, то добыть авиационный бензин. Теперь помыслами Бутузова завладел трофейный тягач. Его надо наладить во что бы то ни стало.

2

К ночи определилась линия фронта. Немцы переправились на южный берег разлившейся в половодье степной речки, разрушили за собой мосты и заняли оборону.

Наткнувшись на сопротивление противника, наши части совершали перегруппировки, подтягивали тылы, готовились к новому броску. В прибрежных сёлах, рощах и балках, одетых мглистым тяжёлым туманом, сосредоточивались танковые роты и батальоны, на холмистой равнине занимали огневые позиции артиллеристы….

На рассвете лейтенант Бутузов вернулся от командира бригады и разбудил дремавших в кабинах Карнаухова и Якушина.

— Работать надо, — сказал он. — Танкистам бочки с соляркой возить. Загрузите в тылах — и к батальону, Дорога прямая. Первый раз поведу — потом сами поедете. Ясно?

— Ясно, — хриплыми спросонья голосами ответили шофёры.

— Однако ухо держите востро! можно и под обстрел попасть.

— Вполне возможно, — согласился Карнаухов. — С того берега немец снаряды кидает. На повороте падают, где большак к речке подходит. Сляднев был, рассказывал. Угол там гнилой, болотистый. Ты, Алексей, смотри не вздумай буксовать.

— Ладно.

— По машинам.

До полудня газик Якушина и карнауховский «ЗИС», гружённые тяжёлыми железными бочками, совершили по три ездки и все — благополучно. Опасения лейтенанта не оправдывались. И дорога была терпимая: большак лишь поверху раскис, а под жидкой грязью держался твёрдый, подмёрзший грунт.

Когда лейтенант и Карнаухов предупреждали об опасности, то имели в виду заболоченную лощинку. С неё уже сошёл снег, обнажив сиротливо пригнувшиеся бурые кустарники и прошлогоднюю жухлую траву. По сторонам от дороги зияли глубокие воронки. В скошенных на конус яминах ещё не успела скопиться вода.

Минуя «гнилой угол» в первый раз, Алексей невольно притормозил машину: словно магнитом, притягивали следы недавнего обстрела. Ещё не доводилось встречать такие свежие воронки. В этом месте, находящемся под прицелом вражеских орудий, ощущалась скрытая угроза. Воображение услужливо нарисовало картину яростных разрывов, столбы огня и дыма, ошмётки взлетающей в воздух земли, свист осколков. Возможно ведь и прямое попадание в машину, и тогда… В самую большую воронку, что у края дороги, легко войдёт вся кабина «газика».