Горячие сердца - [45]

Взял ее руку, поцеловал и слегка оттолкнул. Словно застыдился.

— Размечтался... — Резко поднялся и сказал нарочито громко: — Теперь высплюсь.

— До девяти?

— Да.

Гроза

В четыре часа ночи пришел посыльный. Николая требовали в штаб.

Через час посыльный прибежал снова:

— Товарищ капитан велел поменять часы, — и протянул Анне ручные часы Николая.

Она взяла их и молча отдала бойцу карманные часы мужа. Это означало, что он уходит в полет.

Она прислушивалась, стоя у окошка, в которое были видны только деревья. В стороне аэродрома басисто гудели моторы. По тембру и силе гудения Анна знала — прогревают.

Через час начался старт.

Еще ни одна машина не вернулась, когда из радиоприемника послышался знакомый голос Молотова:

«Граждане и гражданки Советского Союза!

Советское правительство и его глава тов. Сталин поручили мне сделать следующее заявление:

Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории.

Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено, несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении...»

Слова доходили до Анны Петровны, как сквозь толстый слой ваты. Перед глазами стоял туман. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы вслушаться.

Она подошла к графину и налила воды. Она зажала зубами край стакана, чтобы не дать им стучать.

Анна поставила стакан... Уже не Хасан, не Халхын-Гол, не Финляндия. Это была смертельная схватка с фашизмом, борьба до полной победы, и... Николай в воздухе!..

Она вышла в садик, где Витя играл под присмотром гостившей у них бабушки Анастасии Семеновны. Взяла голову сына и поцеловала его в лоб.

— Куда ты? — обеспокоенно спросила Анастасия Семеновна.

Анна не слышала.

Она быстро шла к штабу полка.

— На днях мне говорили, что вы искали телефонистку.

Через час она сидела в штабе с наушниками на голове и принимала донесения от находившихся в воздухе самолетов.

23/VI 1941 г.

Глухой голос в репродукторе проговорил: «Сводка Главного командования Красной Армии за 22.VI.1941 года».

Первая сводка!

Анна прибавила громкости.

«С рассветом 22 июня 1941 года регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийского до Черного моря и в течение первой половины дня сдерживались ими. Во второй половине дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии. После ожесточенных боев противник был отбит с большими потерями. Только в Гродненском и Кристынопольском направлениях противнику удалось достичь незначительных тактических успехов и занять местечки Кальвария, Стоянув и Цехановец, первые два в 15 км и последнее в 10 км от границы.

Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов и населенных пунктов, но всюду встречала решительный отпор наших истребителей и зенитной артиллерии, наносивших большие потери противнику. Нами сбито 65 самолетов противника...»

Анна взглянула в сторону постели Николая, как бы спрашивая: «Будешь слушать дальше?» Но сегодня она сделала это машинально, только по привычке: постель Николая была пуста.

Анна выключила репродуктор и села за стол. Она хотела заставить себя позавтракать. Но, хотя первое острое волнение, вызванное вчерашней речью Молотова, прошло, жизнь уже не казалась ей такой, как всегда.

Так же, как всегда, появился над деревьями краешек солнца, так же завозились в листве и загомонили птицы; так же, как всегда, первые лучи солнца, попавшие в комнату, упали на зеркало, и отброшенный им зайчик пополз по стене над кроваткой Виктора.

Все было, как всегда.

Даже в пустой, прикрытой небрежно наброшенным одеялом койке Николая не было ничего особенного, — такой Анна видела ее тысячу раз. И все же... все же жизнь стала со вчерашнего дня другой. Совсем другой.

Да, жизнь не могла оставаться той же, что раньше, — следом за известием о вероломном нападении Германии шло сообщение, что в войну с СССР вступила фашистская Италия, что венгерский диктатор Хорти уже послал войска на советско-германский фронт.

Анна Петровна знала, что ее душа и тело, так же как и душа и тело ее Николая, со вчерашнего дня целиком и полностью отданы осуществлению новой задачи — победы над врагом. Может быть, в ее сознании это и не было сформулировано так ясно. Она просто пошла в штаб родной дивизии и сменила фартук домашней хозяйки на наушники связистки.

Муж учил ее мало говорить и мысли держать про себя.

Она скромно сидела за своими аппаратами и старалась как можно проворнее и точнее передавать по назначению то, что радист принимал от находившихся в воздухе самолетов. В той мере, в какой человек способен заставить себя быть автоматом, она старалась им стать. Она считала, что, только мысленно обезличив для себя шифры машин, сможет не искать среди всех этих «Фиалок» и «Незабудок», «Курсков» и «Батуми», «Штыков» и «Мин» того, с кем дышала одним дыханием.