Горячее сердце, холодный расчет - [77]

— Можешь не извиняться, я давно примирилась с мыслью, что попалась в банальную ловушку. Сейчас речь не обо мне. Ты — гений! Я горжусь твоим умом и сообразительностью, — искренне похвалила его Ритка.

Нет ничего приятнее для мужчины, чем признание его высокого интеллекта. Жак расплылся в довольной улыбке и благодарно чмокнул ее в нос.

— Но что нам дальше делать? — спросила она.

— Ждать. Звонить ему не будем, пусть пылкий прием у итальянской любовницы станет ему уроком. Я направил к ее дому ребят, и, как только он покинет особняк синьоры Петруччио, нам доложат.

— Тогда кофе, — решила Ритка, — иначе у меня голова идет кругом от этой ночи.

— Марго, я понял, что ты не хочешь ни о чем говорить, — посадив ее к себе на колени, сказал Жак. — Но я хочу, чтобы ты знала: ты — самая особенная женщина в моей жизни! У меня никогда не было и никогда не будет никого похожего. И то, что случилось между нами, — это не просто так.

«А как?» — хотелось спросить Ритке, но она промолчала. У мужика потребность облечь все в красивую форму, некоторым это необходимо. А она, Марго, уже справилась со своим порывом. Он — всего лишь первый в ее пятерке!

— Почему ты молчишь? — осторожно поинтересовался Жак.

— Слушаю. Ты говоришь очень приятные вещи.

— Ты не веришь мне? — обиделся он. — Так вот, чтоб ты знала, у меня есть подружка, и я ей ни с кем не изменял. Но, когда я увидел тебя, то понял, что ты должна быть моей, иначе я не прощу себе до конца жизни, что упустил свое счастье.

Ритка посмотрела ему в лицо и с удивлением поняла, что он верит своим словам. До чего же странный народ эти мужчины! Хотя бы на секунду задумался о том, что он говорит. Имея постоянную подругу, он западает на какую-то иностранку, притаскивает ее к себе на ночь, а утром называет это — «не упустил свое счастье!».

— Правда, — переспросила Ритка, — ты так считаешь?

— Да! — выдохнул он.

— А ведь это действительно так, — задумчиво сказала она, — я действительно чувствовала себя счастливой. Жак, это ты сделал меня счастливой, и я безумно рада, что мы с тобой встретились!

Он расцвел лучистой улыбкой, а на нее напало безудержное веселье. И потом хорошее настроение не покидало ее весь этот длинный, бесконечно длинный день.

Глава 16 НАСТОЯЩЕЕ. ПАРИЖ

Они мчались по полусонному Парижу, решив, что им следует самим следить за ходом операции. В открытые окна врывался теплый весенний ветерок, бодривший после бессонной ночи.

— Хочешь, расскажу анекдот про Париж? — спросила Ритка.

— Хочу, — улыбнулся Жак.

— Вот такое же утро в Париже. И дворник в сонном дворике медленно подметает метлой дорожки, — она изобразила медленные и вялые движения дворника, — «жух — перерыв — жух-жух». Тут из одного окна высовывается всклокоченная мадам и кричит: «Месье, вы сбиваете с ритма весь Париж, имейте совесть!» — «Пардон, мадам!» — кричит дворник в ответ и ускоряет движения метлой: «Жух-жух-жух-жух!»

Жак заразительно засмеялся, ему понравился анекдот. А Ритка любовалась им и размышляла: он не так нарочито красив, как Сэм, но в нем нет ни капельки фальши, он естествен во всем, он не играет, а живет. И насколько же в нем больше жизни, чем в Поле, закованном в латы неких правил, обязанностей, устоев и обычаев, словно средневековый рыцарь в доспехи! Нет, ей было не стыдно за свое поведение перед Полем. Какого черта, она живет только раз! И пусть Жак станет вскоре ее воспоминанием, испарившись из ее жизни, но это будет одно из самых ярких, самых живых воспоминаний, которые будут согревать ее душу до самой старости.

— Мы приехали, вон наши ребята! — сказал Жак, набирая номер телефона. — Алло? Он там? Давно? Понятно.

— Ну что? — разглядывая особняк в сером свете раннего утра, спросила Ритка.

— Мы прибыли к самому началу представления. Он у нее где-то с четверть часа.

И он не ошибся, итальянской выдержки хватило еще минут на десять, а потом в особняке началось какое-то движение, распахнулась дверь парадного входа, и разъяренная женщина выпихнула на крыльцо взъерошенного Сэма. Словно на сцене, перед ними разыгрывался мелодраматический акт. В окнах особняка торчали чьи-то головы, но неясно было, кому они принадлежали. В зрителях недостатка не имелось.

Ритка ахнула при виде Витта. Его пиджак лишился пуговиц, рукав был надорван, рубашка вылезла из брюк. И он был весь мокрый. Чем это, интересно, она его окатила? Они оба вопили благим матом: он, стараясь держаться от нее в сторонке, кричал, что ей место в психушке, а Лютеция орала, чтобы ноги его не было возле этого дома, иначе ее братья разорвут его в клочья. Она замахивалась на него чем-то подозрительно напоминающим биту, а он каждый раз шарахался и пятился назад. В конце концов нога его соскользнула с верхней ступеньки, и он покатился вниз. Хохот Лютеции, казалось, сотряс стены дома.

— Жалкий альфонсишка! Денег тебе моих захотелось? А не подавишься, безродное отребье?!

Волосы ее развевались по ветру, полы пеньюара взметались от каждого движения. Она напоминала какую-то разъяренную богиню с Олимпа.

— Да будь проклят тот день, когда ты мне подвернулся под ноги! Плевать я хотела в твою смазливую физиономию и на все остальное, понял! — кричала она ему в спину и действительно плюнула ему вслед, а потом щедро полила его итальянскими ругательствами и грозила кулаком, пока он не скрылся за углом.