Горячая купель - [20]

— Никуда я не пойду.

— Хорошо, хорошо — никуда не пойдешь. Только не вздумай отлынивать от перевязки. Инфекция в таких случаях на девяносто процентов обеспечена. Только недогляди. Может быть, уже есть.

Широким бинтом Зина накладывала повязку, приятно обжимая раненое место.

— Вот видишь, как все хорошо и просто, а ты упрямился. У нас так не делают. Нельзя. А теперь давай посмотрим, что на щеке... Здесь совсем хорошо, только кожа ободрана. Помажем и завязывать не будем: так скорей засохнет... У-у, милый, а седые волосинки на висках сегодня появились, да?

— Не знаю. Раньше, кажется, не было. На моих висках не очень заметно. А у вас... давно?

— Ой, да я ведь уж старенькая... Давно. Еще на Висле. Черная я, вот их и видно так сильно.

За этой болтовней незаметно летело время, и Батов почувствовал себя в домашней, уютной обстановке, далеко от Данцига, от фронта: так подействовало на него «волшебное слово» Зины.

— Все, все, мой хорошенький. Но завтра чтоб перевязка была обязательно. Надо внимательно следить, как поведет себя рана. Смотри, не наделай глупостей! Приходи.

— Хорошо, Зиночка. Спасибо. А кто будет перевязывать, вы или Тоня? — шутливо спросил Батов.

— Тоня? — часто заморгала глазами Зина. — Тони уже нет...

— Как нет? Совсем?

— Хватит вам тут медицину разводить, — распахнув дверь, сказал Грохотало. — Ты, Зиночка, не изводи его. Человек еще не ужинал!

— Да, да, — спохватился Батов, — даже не обедал и уж не помню, завтракал ли.

— Совсем, — тихо обронила Зина. — Ты слышал? — обратилась она к Грохотало.

— Что?

— Тоню нашу там, за первым домом... миной.

— Слышал, — вздохнул Грохотало. — Ну, пошли. Я тоже не ужинал. Ждал, когда выспится этот забулдыга. Спит, как с большого похмелья.

Вышли в соседнюю комнату. Там вповалку спали солдаты. За столом — Седых и Дьячков. Валиахметов выставил бутылку коньяка. Еще одна, точно такая же, но почти пустая, стояла на столе. От раскрасневшегося лица Дьячкова вполне можно было прикуривать.

— Долга, долга спали, товарищ младший лейтенант, — укоризненно качал головой Валиахметов, открывая крышку котелка. — Вся теперь холодный. Как его кушать будешь?

— Сойдет, — сказал Батов и сел рядом с Грохотало. Против Седых стоял раздвижной серебряный стаканчик, которым он разливал коньяк по кружкам.

— За твое боевой крещение, милый человек, — поднял стаканчик Седых, обращаясь к Батову.

Выпили.

— Тебе, Дьячков, кажется, хватит, — заметил Грохотало. — Ты же сразу больше полкружки хватил.

— Ничего не хватит, — храбрился Дьячков. — Утром, как штык, в строю стоять буду.

Батов долго не ел, ослаб и после первой порции коньяка услышал легкий шум в голове.

— Ешь, ешь больше, товарищ младший лейтенант: шибка полезна, — угощал ординарец.

— Подбавь ему, Валиахметов, подбавь! — дурачился Дьячков, тараща хмельные глаза.

— К черту! — запротестовал Батов. — «Валиахметов», «Грохотало» и всякое такое. Что мы, чужие, что ли? Как вас зовут, Валиахметов?

— Я говорил вам: Валей Абдулзалим-оглы Валиахметов.

— Натощак не выговоришь. Как хотите, а я вас буду называть Васей, — объявил он первое имя, какое пришло в голову.

— Хорошо, ладно, — заулыбался Валиахметов. — Вася — хорошо!

— Грохотало...

— Надо добавить: Аполлинарий Серапионович, — шутливо подсказал тот.

— Володя! Идет? И никаких Аполлинариев.

— Идет!

— Тебя, Дьячков, буду звать просто Николаем. А вас, — обратился он к Седых, — по званию или Иван Гаврилович. Все согласны? — спросил Батов и добавил: — Меня — Алексеем, Алешкой — как хотите зовите, откликнусь.

— Ну и шустер! — засмеялся Седых. — Молодец! Пора навести порядок в поповских искривлениях.

— Согласны! — подхватил Грохотало. — Давай, Вася, за второе крещение.

— Я ведь совсем ни разу не крещеный, — заулыбался новоявленный Вася, и морщинки лучами побежали от глаз.

— Ты, Дьячков, воздержись, — посоветовал Седых, — нас с тобой не крестили...

Но Дьячков не дослушал ротного. Выхлебнул из своей кружки коньяк одним глотком. Седых покосился на него добрыми серыми глазами, опустил кулаки на край стола.

— Затянулся наш ужин, — сказал он. — Давайте кончать.

— Товарищ младший лейтенант! — крикнул от двери Оспин. — У меня Кривко потерялся.

— Как потерялся?

— Был он тут, уже после ужина был и куда-то исчез. Разрешите поискать?

— Ложитесь спать. Я отдохнул, найду.

— Ох, этот блудный сын взвода! — рассердился Грохотало. — Я его, бандита, вдоль и поперек знаю. Опять где-нибудь крохоборничает. Пойдем вместе! Ты с нами пойдешь, Вася?

— Хорошо, ладно, — согласился Валиахметов. — Сейчас, только посуду уберу.

— Надеть шинели в рукава, — шутливо командовал Грохотало. — Автоматы взять с полными магазинами!

Они вышли в прохладную свежесть ночи. Все так же ухали где-то пушки, слышалась перестрелка. Над северной частью города небо полыхало оранжевым заревом. Оттуда вместе с прохладным воздухом тянуло гарью. Кое-где мерцали холодные яркие звезды.

Завернули в подъезд соседнего дома. Освещая путь электрическими фонариками, они прошли все этажи снизу доверху. Всюду валялись груды битого кирпича, жалкие остатки мебели. Переходя из комнаты в комнату, с этажа на этаж и обозревая это царство разрухи и смерти, Батов никак не мог отделаться от мысли: сколько в этот день искромсано судеб. Вдруг запнулся о труп. Посмотрел — гитлеровский полковник. Фуражка валяется рядом. Остекленелые глаза навечно остались открытыми. Полковник лежал на спине, перевесив голову через маленький чемоданчик и выставив давно не бритый подбородок. В правой руке зажат пистолет. Рядом — направленный на дверь пулемет с продернутой в магазин металлической лентой.