Горшок золота - [40]

Они увидели маленького человечка, одетого в облегающий зеленый наряд; у человечка было широкое бледное лицо с распахнутыми глазами, а под подбородком – узенькая бахромка седой бороды… И тут спичка погасла.

– Это лепрекон, – произнес сержант.

Полицейские молчали добрых две минуты, но наконец заговорил Шон.

– А ну говори, где деньги? – процедил он. – Говори, где деньги, или я тебе шею сверну.

Другие тоже воодушевленно сгрудились вокруг, выкрикивая угрозы и приказы.

– Придержите коней, – свирепо осадил их Шон. – Не может же он всей вашей ораве отвечать, ну? – Затем повернулся к лепрекону и затряс его так, что у того зубы заклацали.

– Если сейчас же не скажешь, где деньги, я тебя убью, вот как есть.

– Нет у меня никаких денег, достопочтенный, – проговорил лепрекон.

– Нечего заливать тут! – проревел Шон. – Говори правду!

– Нет у меня никаких денег, – повторил лепрекон, – потому что Михал Мак Мурраху с Холма недавно украл наш горшок и закопал его под терновым кустом. Могу привести на место, если не веришь.

– Вот и славно, – сказал Шон. – Давай-ка со мной иди, и я тебя отдубашу, если хоть попытаешься выкручиваться, – смекаешь?

– Зачем мне выкручиваться? – спросил лепрекон. – Очень мне с тобой нравится.

Тут сержант завопил во всю глотку.

– Смирно! – рявкнул он, и войско его вытянулось во фрунт, все равно что автоматоны.

– Ты что это там собрался делать с узником, Шон? – саркастически поинтересовался сержант. – Тебе не кажется, что на одну ночь нам уже с головой хватит блужданий по этим дорогам? Тащи этого лепрекона в казармы, или тебе же хуже будет – слышь, что я тебе говорю?

– А как же золото, сержант? – обиженно буркнул Шон.

– Если и есть там какое золото, оно, значит, сокровище и принадлежит Короне. Что ты вообще за констебль, Шон? Соображай, что к чему, приятель, и не препирайся со мной. Шагаем. Беритесь-ка за нашего убийцу сейчас же, кто там из вас его держит.

Тут из темноты донеслось оханье.

– Ой-ой-ой! – с ужасом произнес голос.

– Что с тобой такое? – спросил сержант. – Тебя ранили?

– Узник! – охнул тот кто-то. – Он… он удрал!

– Удрал?! – В голосе у сержанта послышалось бешенство.

– Пока мы разглядывали лепрекона, – продолжил скорбный голос, – я, кажется, позабыл о первом узнике… я… его при мне нету…

– Ах ты ротозей! – проскрежетал сержант.

– Это, значит, мой узник сбежал? – тихо проговорил Шон. И тут же как сиганет, проклиная все на свете, да как врежет страшно своему безалаберному товарищу по лицу, тот и рухнул навзничь, и грохот его головы о дорогу слыхать было отовсюду.

– Вставай! – гаркнул Шон. – Вставай, и я тебе еще отвешу.

– Хватит, – сказал сержант, – пошли восвояси. Посмешище мы на весь белый свет. Вы у меня за это поплатитесь рано или поздно, все поголовно. Тащите этого лепрекона с собой, шагом марш.

– Ой! – произнес Шон сдавленным голосом.

– Что еще теперь? – обозленно спросил сержант.

– Ничего, – ответил Шон.

– Тогда чего ты ойкаешь, тупица?

– Это все лепрекон, сержант, – шепотом ответил Шон, – он улизнул – пока бил я того ротозея, напрочь позабыл о лепреконе; он, наверное, удрал в заросли. Ой, сержант, дорогой, ничего мне сейчас не говорите!..

– Шагом марш, – приказал сержант, и все четверо двинулись сквозь тьму в молчании, что было не гуще воды.

Глава XV

Оттого, что много лет Философ провел в сумрачном сосновом бору, ему удавалось кое-как видеть в темноте, и когда он обнаружил, что никто его за сюртук не держит, он тихонько продолжил себе идти дальше, шагая вперед, свесив голову на грудь в глубокой рассеянности. Он созерцал слово «я» и собирался следовать за этой мыслью во всех ее переменах и приключениях. Ошеломлял его сам факт «я-ности». Изумляло само бытие свое. Философ разумел, что рука, которую он поднимает и щиплет другой рукой, – не он сам, и на досуге нередко осуществлял предприятие, посвященное тому, чтобы выяснить, что же он сам есть. Уйти он успел недалеко, и тут почувствовал, что его дергают за рукав, – глянул вниз и увидел рядом с собой одного из лепреконов Горта.

– Благородный муж, – произнес лепрекон, – тебя ужасно трудно втянуть в беседу. Я с тобой говорю уже очень давно, а ты все не слушаешь.

– Теперь слушаю, – сказал Философ.

– И впрямь слушаешь, – с жаром отозвался лепрекон. – Братья мои вон там, на обочине через дорогу, за изгородью, хотят с тобой потолковать; пойдешь со мной, Благородный муж?

– Отчего же не пойти мне с тобой? – сказал Философ и повернул вслед за лепреконом.

Они осторожно протиснулись сквозь прореху в изгороди и оказались на поле за нею.

– Иди сюда, достопочтенный, – позвал Философа его провожатый, и Философ пошел за ним через поле. Несколько минут спустя они приблизились к густым кустам, в листве которых прятались лепреконы. Они высыпали навстречу Философу и приветствовали его с явным удовольствием. С ними была Тощая Женщина из Иниш Маграта – нежно обняла мужа и порадовалась его побегу.

– Ночь еще юна, – заметил кто-то из лепреконов. – Давайте присядем и потолкуем о том, что нужно предпринять.

– Я изрядно устал, – сказал Философ, – поскольку странствовал вчера весь день, и сегодня весь день, и всю эту ночь оставался на ногах, а потому с удовольствием сяду где угодно.