Городские повести - [7]

И правда, — сказала женщина, — не собираетесь же вы сидеть здесь всю ночь! Мы приглашаем вас, имеем же мы право вас пригласить?

Я видел, что у белобрысого давно уже поскучнело лицо и губы стали сизыми: наверное, он начал замерзать и жалел, что выскочил таким пижоном.

Спасибо, — сказал я как можно более мягко. — Но нам сначала надо выяснить отношения...

Все выясняют отношения, — вздохнула женщина и толкнула плечом своего черного спутника.—-Весь мир только тем и занят, что выясняет отношения. Боже мой...

Ну хорошо, — сказал дружелюбно человек в черном костюме. — Минут через пять мы пойдем по этой же дорожке обратно. Если вы ничего другого не надумаете, мы будем очень рады...

10

Когда они скрылись за поворотом, я подошел к соседней скамейке. Девочка вопросительно подняла на меня глаза. В сумраке было трудно разглядеть выражение ее лица, округлого (может быть, из-за платка, который был чересчур толстым), с широко расставленными темными глазами.

—А может быть, нам и в самом деле пора помириться? — спросил я, присаживаясь рядом.

Она не отодвинулась, когда я сел, только зябко улыбнулась уголками рта и ничего не ответила.

—Во всяком случае, оставаться здесь нейозможно, — сказал я, подождав. — Неловко будет, если они найдут нас здесь и на обратном пути. Пусть лучше думают, что мы помирились.

Она кивнула, подобрала со скамейки сумку свою и пакет, и мы встали.

—Куда же?

- Не знаю. — У девочки был тонкий, почти детский голос. Говоря, она вскидывала глаза и старалась смотреть прямо в лицо: манера, свойственная в большинстве добрым и доверчивым людям. — Мне еще рано. Пожалуй, я где-нибудь еще посижу.

Поскользнувшись, она схватилась за мой локоть, и я поддержал ее под руку.

Дул сырой, почти весенний ветер. Деревья и кусты казались на этом ветру особенно черными. Мы прошли мимо темной глыбы кинотеатра «Россия» с его тяжелым мостом и мрачными застекленными «полуподвалами», миновали заполненную снегом чашу фонтана и вышли на улицу Горького. Я взглянул на девочку — лицо ее, то ли от холода, то ли от мертвого света дуговых ламп, поголубело, губы сделались почти черными.

—А знаете, — сказал я, — вам не выдержать до утра.

Она поежилась и, подняв белый меховой воротник, уткнулась в него подбородком.

Может быть, все-таки домой?

Нельзя, — коротко сказала она. — Там другие люди.

Я больше не спрашивал ничего. Смешно пытаться разобраться в чужой жизни, когда не можешь свести концы с концами в своей.

Так мы стояли несколько минут: я вдумчиво курил, она переступала с ноги на ногу и старательно дышала в воротник. Я думал о том, что через какие-нибудь полчаса из всех подворотен валом повалят пьяные, и ей придется бегать от них, как зайчишке. Я был уверен, что она настолько замерзла, что неспособна разделять мою озабоченность, но оказалось, что она все это время тоже думала.

—Вы знаете, — сказала она, вскинув глаза, — можно поймать такси и ездить по городу взад-вперед, пока не надоест. Хотите, поедем вместе.

Это отчаянное предложение меня смутило, и она тотчас заметила мою растерянность.

Не думайте, деньги у меня есть. И после паузы убедительно прибавила:

Вдвоем не так страшно.

Мне стало смешно. Похоже было, что девочка предлагала мне свое покровительство и защиту. Ну что ж, я тоже начал замерзать, а рестораны наглухо забронированы — так отчего же не покататься в такси?

11

С такси оказалось сложно. Но времени у нас было в избытке, терпения тоже, мы вышли прямо на середину горбатой мостовой и бросались наперерез любой машине, в какую бы сторону она ни мчалась. Минут через двадцать нам повезло.

В машине было мягко и душновато, пружины выпирали из сиденья и тихо скрипели. Я вспомнил, как в детстве любил забираться внутрь старого дивана. Там было много всяких креплений, проволок и пружин, и я воображал себя в танке или в какой-то фантастической боевой машине.

Шофер, к большому счастью, нам попался необщительный, он молча курил папиросы и за всю дорогу ни разу не обернулся. Впрочем, он мог сколько угодно заглядывать в свое верхнее зеркальце: более добропорядочной пары ему не случалось возить. Мы сидели друг от друга на приличном расстоянии. Девочка спустила платок на плечи и поправляла рассыпавшиеся по лбу и щекам прядки коротких темных волос. Я с любопытством разглядывал ее лицо: округлое, с неясными очертаниями светлых ненакрашенных губ, с мягкими крыльями носа... Она похожа была на японку, но светлокожую и с голубыми или серыми (а не темными, как мне показалось в сквере) глазами. Она не делала вид, что не замечает меня, но в то же время и не уделяла мне больше внимания, чем я, как сосед по такси, этого заслуживал.

Мы обменялись несколькими фразами. Она поинтересовалась, во сколько я собираюсь вернуться домой, и, узнав, что в шесть, посоветовала мне не отпускать такси, когда она выйдет, а ехать прямо на нем. Шофер добросовестно вел машину, принимая все сказанное к сведению.

Не знаю почему, но мне стало спокойно. Обо всем, что меня мучило, я уже передумал, на это ушло поразительно мало времени: что-то около сорока минут. И хотя все осталось по-прежнему, я не хотел больше к этому возвращаться. Других же обязательств на сегодня у меня не было. Я не обязан был ехать с этой девчонкой в такси, но не обязан был и вылезать на улицу. Она поставила себя так, что я вообще не обязан был ничего для нее делать: ни занимать ее разговорами, ни изображать из себя не то, что я есть, хотя и изображать из себя то, что я есть, я тоже не был обязан. От меня не требовалось ничего, я словно выпал из времени и из привычных связей, и это было именно то, чего я хотел от сегодняшней ночи.