Города власти. Город, нация, народ, глобальность - [9]

Первой известной в таком качестве улицей стала, вероятно, Виа Джулиа в Риме, названная по имени великого римского планировщика начала XVI в. папы Юлия II. В Лондоне начиная с правления Генриха VIII были заложены несколько Кинг-стрит, не слишком больших. В 1765 г. был принят закон, согласно которому все улицы и площади должны иметь название и соответствующую табличку[39]. В Париже официальные названия начали появляться в XVII в.: сначала они давались по именам членов королевской семьи, но потом и по именам государственных деятелей и первых слуг короля – Кольбера, Мазарини, Ришелье. В XVIII в., до Французской революции, уже были улицы, названные в честь глав гильдий и городских лидеров, а после 1728 г. был выпущен полицейский указ, согласно которому все парижские улицы должны иметь табличку с названием[40]. В 1630-х годах мысль об официальном именовании улиц проникла в новую и влиятельную (хотя и ненадолго) столицу Стокгольм, где регентское правительство начало с того, что увековечило себя в Regeringsgatan (Правительственной улице).

Позже эта практика распространилась по всему ареалу европейских империй и проникла в республиканский Пекин[41], но так и не закрепилась в Японии, в которой сохранилась адресная система квартального типа. В противоположность коммунистической Европе, именование (или переименование) улиц не было особенно важным для коммунистического Китая, хотя иногда такие случаи и бывали. В 1990-х годах Всемирный банк составил руководство по именованию улиц, ориентированное по большей части на Африку.

В Вашингтоне основные проспекты названы по американским штатам, больше всего из них выделяется Пенсильвания-авеню, за которой следует Нью-Йорк-авеню, связывающая Капитолийский холм с Белым домом. Современная американская страсть к топонимии аэропортов, больниц, университетских зданий и т. п. распространилась, видимо, сравнительно недавно. И именно в американских городах впервые стали применять весьма прагматичный способ именования улиц с использованием алфавита, как в Вашингтоне. 

Некоторые методологические проблемы

Смысл города нельзя полностью понять, основываясь исключительно на имеющемся городском пейзаже, каким бы острым ни было урбанистическое зрение. Большинство городов довольно стары, а это значит, что они состоят из многих слоев пространственного планирования, относящихся к разным временам, а потому и из множества проявлений смыслов. В большинстве отдельных моментов времени города следует интерпретировать диахронически. Необходимо погрузиться в историю города и в планы города, и не только в реализованные, но и в те, что так и остались на бумаге. В целом современные города следует рассматривать с точки зрения культурной геологии. Городские тексты нужно расшифровывать в архивных контекстах, используя привилегию историка перед археологом.

Осло являет собой прекрасную иллюстрацию необходимости держать в уме исторические наслоения при интерпретации современного городского пейзажа. Центральное, возвышающееся над остальными здание современного Осло – это королевский дворец, построенный в XIX в. для губернатора шведского короля, однако современным центром власти является парламентское здание стортинга на главной улице ниже дворца. Конфигурация двух этих зданий говорит нам кое-что интересное о переходе от шведского королевского правления к норвежскому парламентскому, но было бы ошибкой считать ее информативной подсказкой касательно власти в современной Норвегии.

Мы уже обращали внимание на многозначность архитектурных стилей. Даже анализируемые в политическом ключе архитектурные формы не всегда можно понять, основываясь на общих принципах строительства. Например, прозрачность ныне интерпретируется как качество демократического правления, а потому и демократической архитектуры, что подчеркивается в самопрезентации парламентского комплекса Евросоюза. Однако есть знаменитый пример итальянского фашистского модернизма: Каза-дель-Фашио в Комо, построенная Джузеппе Терраньи, – легкое четырехэтажное здание с большими стеклянными дверьми, открывающимися на площадь, и большими окнами. Оно должно было демонстрировать прозрачность фашизма как «стеклянного дома», в котором «нет препятствий между политическими руководителями и народом»[42].

Национальная власть и пути к современным национальным государствам

С политико-культурной точки зрения на всемирную историю развитие национальной власти и национальных государств представляется важнейшим историческим водоразделом и, по сути, ключевым политическим аспектом Модерна. К 1700 г. в мире не было ни одного государства, которое бы представляло себя в качестве государства суверенной власти нации. Британия, в XVI в. осмелившаяся претендовать на национальный статус[43], после небольшой республиканской интерлюдии снова стала управляться посредством династической монархии, а революционное соглашение 1688 г. было компромиссом двух донациональных монархических принципов. Принцип тори предполагал, что «король является источником любого правосудия и всей власти», тогда как принцип вигов, который получил преимущество, указывал на то, что «король Яков II… нарушив изначальный договор между королем и народом… тем самым отрекся от правления… и оставил трон пустовать»